Наконец мне удалось уйти к себе.
В своей комнате я не могла оторваться от своего отражения в зеркале. Легкий румянец, блеск глаз, цвет волос словно бы стал гуще, темно-вишневый бархат оттенял матовое свечение розовато-белой, как магнолия, кожи.
— Я смогла, — шептали мои губы. — Пьетро, я смогла.
В загородном доме. Для нетребовательной публики. Разве они понимают что-нибудь в музыке?
Но они любят ее!
Ха! С таким же успехом им бы понравилась игра Эсси Элджин. Она бы тоже смогла. Ты взяла только техникой, Кэра.
Вот и все, мне опять ничего не было нужно кроме Пьетро, кроме того, чтобы быть с ним, спорить с ним… ничего, только бы ощущать его рядом с собой.
У меня пылали щеки. Я чувствовала, что задыхаюсь в этой комнате и устремилась прочь из нее. По боковой лестнице я спустилась вниз и вышла в сад.
Стояла теплая июньская ночь. Было полнолуние. Я прошла в свой любимый уединенный сад с прудом и села на скамейку. Мне безумно хотелось вернуться в те дни, когда мы с Пьетро жили в Париже, когда мы сидели на открытых террасах кафе и говорили о нашем будущем, о нашей жизни… Я должна была сделать все, чтобы не потерять ни Пьетро, ни музыку; настолько это было бы лучше для нас обоих; мы бы понимали друг друга, он бы больше ценил меня. Нельзя было позволять ему подавлять меня. Если бы я чувствовала уверенность в себе, я бы смогла быть к Пьетро заботливей и мягче, у меня бы хватило сил охранять его и не дать умереть.
Я закрыла лицо руками и разрыдалась. Мне стало нестерпимо жаль прошлого, и так хотелось его вернуть.
Вдруг я почувствовала какое-то движение рядом с собой. Вскрикнув в испуге, я оторвала руки от лица и увидела, что подле меня кто-то сидит.
— Надеюсь, я не напугал вас, — сказал Нейпьер.
Я отодвинулась от него. Именно этого человека я меньше всего хотела бы сейчас видеть. Я привстала со скамейки, но он остановил меня, твердо взяв за руку.
— Не уходите, — сказал он.
— Я… не слышала, как вы подошли.
— Вы были погружены в свои мысли, — ответил он.
Я была в ужасе. Наверное, на моем лице были следы слез, и то, что он мог это заметить, было невыносимо.
Но он держал себя без своей обычной насмешливости, мягче и спокойнее. И это настораживало.
— Я увидел, как вы шли сюда. Мне хотелось поговорить с вами.
— Вы… видели?
— Да. Я пошел в сад, так как гости отца мне наскучили.
— Надеюсь, вы не высказали им это.
— Высказал, но очень кратко.
— Знаете, кто вы…
— Пожалуйста, не прерывайте себя. Вы можете говорить все, что обо мне думаете. Не церемоньтесь со мной. Тем более, что ваши мысли мне известны.
— В таком случае вы должны знать, что… ведете себя несколько бесцеремонно.
— А что еще ожидать при таком воспитании, как у меня. Но довольно обо мне. Вы представляете собой гораздо больший интерес.
— Неужели для вас кто-то более интересен, чем вы сами?
— В данный момент, как это для вас ни удивительно, — да, — он вдруг пристально посмотрел мне в глаза и сказал:
— Давайте отбросим колкости. И поговорим серьезно.
— Я не против.
— У нас с вами есть нечто общее. Вы понимаете это?
— Не могу представить что.
— В таком случае вы просто не думали об этом серьезно. Над нами обоими тяготит наше прошлое. Вот от чего вы и я должны избавиться. Сегодня вечером вы… — Он вдруг протянул руки и нежно коснулся моей щеки. — Вы все еще оплакиваете своего гения. Для чего? Он умер. Вы должны забыть его. Надо начать жизнь снова. Когда вы поймете это?
— А вы?
— Мне тоже есть, что забыть.
— Но вы сами делали попытку забыть?
— А вы?
— Да. Да!
— Сегодня вечером?
— Те вещи, что я играла…
— Знаю. Я нарочно их выбрал.
— Вы знали?
— Я прочел в одной из газет. На последнем концерте он играл именно эти вещи.
— Вы поступили по своему обыкновению — жестоко.
— Но вы ведь сделали первый шаг, чтобы вырваться из прошлого. Вы понимаете это? Вы почувствовали, что снова начинаете жить. Могу поклясться, что со дня его смерти вы ни разу не играли те вещи.
— Да. Ни разу.
— А теперь вы будете играть их часто. Это означает, что ваше освобождение началось.
— Так значит, вы выбрали эти вещи для моего же блага?
— Вы ведь не поверите мне, если я скажу да. Если же скажу, что выбрал их, чтобы смутить вас, тогда поверите, верно?
Он внезапно приблизился ко мне. Я должна была бы отринуть его, но вместо этого начала ему доверять. Не могу понять, что произошло с ним. Или со мной. Он стал другим. В эту ночь и я была другой.
Я чувствовала, что мне надо уйти. Что-то недоброе было в этой ночи… в полнолунии… в этом саду… и в самом Нейпьере.
Он протянул руки. Мне показалось, что он хочет коснуться меня. Но он не стал этого делать.
— Я выбрал эти вещи, — сказал Нейпьер, — нарочно. Я хотел, чтобы вы сыграли их, потому что лучше прямо смотреть в лицо жизни, чем прятаться от нее.
— А вы сами прямо смотрите в лицо жизни?
Он кивнул.
— И поэтому напоминаете всем, что застрелили своего брата?
— Теперь вы видите, — сказал он, — что у нас действительно есть нечто общее. Нам обоим надо избавиться от прошлого.
— Но почему я должна этого хотеть?
— Потому что иначе вы будете продолжать оплакивать его. Потому что вы создали себе идеальный образ, который с каждым годом приобретает для вас все большее совершенство и делается непохожим на то, что было в реальности.
— Откуда вы знаете, что было в реальности?
— Я многое о вас знаю.
— Что?
— То, что вы рассказали.
— Я вызываю у вас такой большой интерес?
— Да. Разве вы этого еще не поняли?
— Мне казалось, что для вас я слишком малозначащая персона, чтобы интересоваться мной.
Тут он расхохотался, и это был его прежний смех — резкий и язвительный.
Вдруг он сказал:
— Вас восхищает это место, не так ли?
Я согласилась с ним.
— И те, кто живет здесь?
— Мне всегда интересны люди.
— Но мы здесь несколько… необычны, верно?
— Обычно люди и бывают необычны.
— Вы когда-нибудь знали человека, который убил своего брата?
— Нет.
— Разве тогда это не делает меня уникальным?
— Несчастный случай может произойти с любым.
— Вы решительно отвергаете столь распространенное мнение, что это не был несчастный случай.
— Я уверена, что это произошло непреднамеренно.
— Тогда мне следует взять вашу руку… вот так… и поднести к губам… — он так и сделал. — И в знак благодарности поцеловать ее.
Его губы обожгли мою кожу, поцелуй был жарким, пугающим.
Я отняла руку как можно спокойнее.
— Мне не следовало этого делать? — спросил он.
— Да, не стоило. Меня не за что благодарить. Вполне логично думать то, что думаю я, о том трагическом происшествии.
