Как можно быть такой самонадеянной?
— Не стоит меня спасать от покровительства лорда Хартвуда. Это напрасный груд, — высокомерно ответила Элиза. — Мое нынешнее положение меня вполне устраивает.
— Ладно. Но ты еще пожалеешь!
После такой угрозы разговор можно было смело считать законченным, однако леди Хартвуд не торопилась уходить. Она впилась в лицо Элизы своим сверлящим взглядом и долго-долго смотрела, не отводя глаз. Она как будто хотела что-то сказать, но не решалась; невероятно, но затем на ее лице появилось нечто вроде смущения. Наконец леди Хартвуд отвернулась и, постукивая палкой, пошла к двери.
— Вот это да! Не могу поверить собственным ушам, — издал радостно-удивленный возглас Эдвард, входящий в библиотеку. Он только что пришел из города и явно находился в прекрасном расположении духа после прогулки. — Моя мать ошарашила меня известием. Оказывается, ты умеешь читать. Это не только поразило мать, но и оскорбило ее. Она считает это ловким притворством с твоей стороны. Моя любовница читает Аристофана в оригинале, ха-ха!
— Но это правда. Я действительно читала его комедию «Лисистрата». Шокирующая книга. Теперь я понимаю, почему тетя не давала мне ее.
Брови Хартвуда, словно птицы, взлетели вверх.
— Так это правда? Ты на самом деле читала комедию на греческом, а не разыгрывала мать?
— Конечно, читала. Шел дождь. Мне было скучно. В отличие от тебя мне не доставляет радости дурачить других.
— Опять в цель, — пошутил Эдвард. — Прямо в яблочко! Но скажи: как ты выучила древнегреческий?
— Благодаря тете Селестине. Без знания древних языков нельзя стать настоящим астрологом. Многие тексты не переведены на английский, а те, которые переведены, зачастую переведены очень плохо, так как переводчики не всегда точно понимали значение астрологических терминов.
— Моя маленькая прорицательница, похоже, ты никогда не перестанешь удивлять меня! — воскликнул Эдвард с неподдельным изумлением. — Но как мне быть, если слухи о твоей учености поползут по всему городу? Моя любовница — ученый сухарь, синий чулок. Какой позор!
— Ничего страшного. Думаю, город и так уже убедился в том, что твоя любовница — перезрелая красотка, усыпанная веснушками. Ну что из того, ваша милость, если к перечню ее недостатков присоединится еще и прозвище Синий Чулок.
— Сколько раз тебе говорить: не называй меня «ваша милость». Для тебя я Эдвард. Ты же мой друг, Элиза, а мои друзья зовут меня Эдвардом.
— Хорошо, Эдвард. Но как бы я ни обращалась к тебе, я все равно останусь синим чулком.
Хартвуд покачал головой:
— Нет-нет. Ты слишком строга к себе. Только что я встретился с некоторыми приятелями, раньше я виделся с ними в лондонских клубах. Они буквально закидали меня вопросами: где я нашел такую прелесть, как ты? Почему я так долго прятал тебя от посторонних глаз, хотя они уже наслышаны о моей последней любовнице?
— И что же ты им сказал в ответ? — спросила польщенная Элиза.
— Что я слишком ревнив и не люблю выставлять на всеобщее обозрение мое последнее сокровище, не хочу рисковать, а то вдруг тебя похитят?
— Какой же ты хвастунишка, да и лгунишка! — рассмеялась Элиза. — Честное слово, Эдвард, если ты хочешь, чтобы я тебе верила, тебе не стоит так шутить с другими и так искажать правду.
— А почему не может быть правдой то, что я им рассказал, Элиза? У меня есть все основания прятать тебя от посторонних взглядов. Ты не представляешь себе тех людей, которые составляют мое окружение. Без моего покровительства ты погибла бы среди них.
— Неужели ты хочешь убедить меня в том, что их всех просто обуревает желание изнасиловать какую-то старую перезрелую деву? Какой ужас! Какие странные вкусы у твоих приятелей! Неужели таковы нравы светского общества?
— Совсем ты не старая и не перезрелая дева, Элиза, не мели чепухи. Но без моего покровительства тебе угрожает опасность. Раз мужчины считают тебя дамой легкого поведения, то любой из них хочет, чтобы ты попала в его Донжуанский список. Они не будут церемониться, для них главное — затащить тебя в постель.
— Прошу извинить меня. В таком случае я действительно благодарна тебе за покровительство. — Мурашки побежали по спине Элизы от осознания нависшей над ней опасности. Раньше она не представляла, насколько чревато серьезными осложнениями теперешнее положение.
— Можешь рассчитывать на меня и впредь. Каждый, кто посмеет оскорбить тебя, на следующий же день утром обязан будет обменяться со мной выстрелами, а я чертовски меткий стрелок.
— Неужели ты, защищая честь падшей женщины, в самом деле затеешь дуэль? Какая-то нелепость, повод для дуэли явно несуразный.
— Но я ведь лорд Лайтнинг. В каждом моем поступке есть какая-то нелепость. Но все должны зарубить себе на носу, что любовница, достоинство которой я защищаю — это единственная женщина, честь которой, по моему мнению, действительно стоит оберегать.
— К чему такие крайности? Ведь я не твоя настоящая любовница, поэтому нет никакой необходимости драться из-за меня на дуэли. Тем более ради моей добродетели.
Эдвард внезапно стал очень серьезным.
— Я буду защищать тебя от любого, даже наималейшего оскорбления. Надо тебе привыкать к этому.
— Неужели шпильки в мой адрес так сильно затрагивают твое превратное представление о добродетели?
— Не только. Я ведь беспокоюсь о тебе, Элиза. — В его голосе не было заметно ни тени насмешки. — Именно поэтому я не могу позволить ни одной дерзости, ни одной угрозы в твой адрес.
— Ну, в таком случае ты опоздал, — печально вымолвила Элиза. — После того как твоя мать пришла в себя от изумления, вызванного моим умением читать, она принялась угрожать мне. Она заявила: если я немедленно не покину ее дом, то она предпримет самые жесткие меры.
Эдвард улыбнулся:
— Не тревожься понапрасну. Это всего лишь представление. Мать целиком в моей власти. Она не осмелится предпринять ничего против тебя. Это все пустые угрозы. Но нам пора идти, моя маленькая прорицательница. — Он опять заговорил шутливым тоном. — Мне захотелось хоть как-то отблагодарить тебя за то, что ты согласилась остаться. Зная твою слабость к книгам, хочу предложить тебе прогуляться в книжный салон «У Бейкера» на Стейн-стрит. Говорят, там можно достать самые последние новинки.
Элизу тронуло его внимание и деликатность. Его предложение пришлось ей очень по душе.
— Я пойду с тобой, но при одном условии, — кокетливо поддразнивая его, сказала она. — Обещай мне, что не станешь никого вызывать на дуэль, даже если кому— то взбредет в голову поухаживать за твоей веснушчатой любовницей или затеять с ней ученую беседу.
