— Ну, тогда я принесу к вашим ногам свой триумф, — тихо проговорила Скиттлз. — Ставка гораздо больше пятисот гиней, вы прекрасно понимаете меня, не так ли?
— Вы сами бились об заклад, — твердо проговорил маркиз, — я не имею к этому никакого отношения.
Мелинда, видевшая, что они разговаривают, и не имевшая возможности слышать о чем, почувствовала внезапную боль в сердце. Какой бы грязной ни была эта женщина, она была красива. Она хотела добиться маркиза и не скрывала этого от целого света. И Мелинда не знала, как ей бороться с ней.
Она развернула Грома, потому что не могла больше видеть их вместе, и поехала шагом к началу аллеи, где, как она знала, начнется их скачка. Шла небольшая перебранка насчет того, кто даст старт. Маркиз отказывался, тогда капитан Вестей взял это на себя.
Ему надавали кучу советов, и он, наконец, взобрался на своего коня и поехал к Мелинде, за ним следовала Скиттлз.
— Вы знаете, — обратился он к обеим женщинам, — маршрут проходит через три первые изгороди, их видно отсюда, затем поворот, и вы должны вернуться по другой стороне парка через те три изгороди вдали и вернуться сюда к финишу.
— Не забудьте, что я также побилась об заклад, что моя соперница свалится у первой же изгороди, — сказала Скиттлз.
Она говорила так враждебно, что Мелинда поняла, что она уже не так уверена в своих силах, как раньше.
— А теперь идите на свои места, — проговорил капитан Вестей. — Я дам вам команду начинать. Я буду считать: «Раз, два, три», а потом махну вам платком.
Он отъехал от них. Женщины повернули коней и медленно поехали за ним.
— Раз, два, три… — отсчитал капитан Вестей и махнул платком.
Гром, будто понимая, что происходит, помчался как выпущенная из лука стрела. Мелинда изо всех сил придерживала его, зная, что слишком большая скорость в начале скачек — ошибка. Перед ними возникла первая изгородь, и она видела, что Скиттлз ждет, что она упадет. Изгородь была высокая, с широким рвом и обрывом с другой стороны — настоящее испытание для неопытного коня и наездницы.
— Осторожно, мальчик! Осторожно! — говорила Мелинда, натягивая повод, так что Гром перескочил через изгородь медленнее, чем он собирался. И легко приземлился по другую сторону.
Осторожность Мелинды позволила Скиттлз выйти вперед. Следующая изгородь была недалеко, третья чуть дальше. Мелинда перепрыгнула следующую изгородь с той же осторожностью, что и первую, а затем позволила Грому нестись во весь опор. Она придержала его только у третьей изгороди и заметила, что за ней протекает небольшой ручей. Конь прыгнул четко, только слегка задел копытом берег.
Снова Скиттлз ушла вперед. Теперь им нужно было повернуть и скакать к дому. Мелинда быстро взглянула на соперницу и поняла, что Скиттлз на самом деле была превосходной наездницей. Ей стало ясно, чем она заслужила свою славу: она ездила так, словно была частью лошади. Шаг был мягким, куски дерна, вырванные копытами коня, отлетали от них.
Скиттлз все еще была впереди. Она перелетела через пятую изгородь, как птица, и, хотя Гром почти уже нагнал ее, опережала их на два корпуса. Они были уже около шестой изгороди, теперь оставалось только вернуться домой!
Мелинда знала, что наступил момент, когда Гром должен сделать последнее усилие. Она стегнула его хлыстом, но в этом не было необходимости. Жеребец и без того инстинктивно чуял, что от него требуется: он начал догонять летящего впереди коня, дюйм за дюймом, фут за футом, постепенно сокращая разрыв. Она уже могла рассмотреть толпящихся мужчин, ждущих у финиша.
— Пожалуйста, Гром! Пожалуйста! Ну, давай, мальчик!
Она слышала свой голос, заглушающий топот копыт, и чувствовала, как слова вылетают изо рта с той же скоростью, что и их бег. Потом она ощутила, что Гром рванул вперед с новыми силами, которые он, казалось, почерпнул из ее сердца. Она подгоняла его всем своим существом, и он подчинялся.
Теперь она уже слышала крики ждавших у финиша мужчин и чувствовала, как ветер сдирает кожу у нее на лице. Гром поравнялся со Скиттлз… обогнал ее коня на голову, затем на полкорпуса и молнией пересек финишную черту.
Только за несколько секунд до этого Мелинде с трудом удалось натянуть повод, так сильно устали руки, а суставы перестали сгибаться, но она почти остановила коня и повернула в обратную сторону. Он легким галопом поскакал назад, и тут Мелинда в первый раз подумала о себе и поняла, что потеряла где-то свою треуголку, и волосы в беспорядке падали ей на плечи кольцами.
Все столпились вокруг нее, аплодируя и говоря, что она была великолепна. Она смотрела поверх их голов на маркиза и видела, что он без улыбки смотрит на нее не отрывая глаз, выражение которых было ей неясно.
— Отлично!
— Браво!
— Боже! Вы просто великолепны!
Возгласы эхом повторялись вокруг нее, но она едва ли слышала их. Кто-то повел Грома к входной двери, чтобы она могла спешиться. Она ощущала только усталость. Даже восторг от победы куда-то ушел. Она только знала, что выражение лица маркиза лишило ее ощущения триумфа.
Она, вероятно, качнулась в седле. И тут чьи-то сильные руки потянулись к ней и опустили ее на землю. Даже не взглянув, она знала, кто это был. Неся ее на руках, он поднялся по каменным ступеням и внес ее в парадный вход. Она думала, что он оставит ее в холле. Но вместо этого он понес ее наверх, она уткнулась лицом в его плечо, волосы рассыпались по синему бархату амазонки.
Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Она хотела закричать, когда он отнял свои руки, но не смогла вымолвить ни слова, даже сказать спасибо, голос пропадал в горле. А потом, когда она взглянула на него, лежа на подушке, до нее донеслись его слова, сказанные хриплым голосом:
— Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!
Мелинда от непомерного напряжения ненадолго впала в некое забытье, но, очнувшись, не могла ни о чем думать, только о ноте презрения — или гнева? — в голосе маркиза, когда он сказал: «Маленькая идиотка! Вы же могли свернуть себе шею!» Эти слова повторялись в ее мозгу снова и снова.
В то же время она чувствовала, что скачка высвободила что-то внутри нее. Словно, приняв вызов, она выступила не только против Скиттлз, но и против всех, кто когда-либо тиранил ее, был с ней груб, обращался с ней презрительно или игнорировал ее, как бедную родственницу. Все, что доставило ей столько страданий, накапливалось в ее душе и образовало большой ком гнева, который теперь рассыпался и освободил ее.
Но больше всего на свете ей хотелось получить одобрение маркиза, доказать ему, что она не слабая, глупая пешка, которую кто угодно может переставлять туда-сюда по своему желанию, а человек с характером и своим мнением. Но этого, как ей казалось, у нее не получилось. Но все же она выиграла скачку!
