Дни тянулись с невыносимой медлительностью, пока однажды, когда Радопис сидела, предаваясь своим мыслям, в ее покои не ворвалась Шейт. Радопис подняла голову и спросила:
— Шейт, что стряслось?
— Моя госпожа, — торопливо ответила рабыня, ловя ртом воздух, — вернулся Бенамун.
Радопис охватила радость, она вскочила, словно встревоженная птица, и воскликнула:
— Бенамун?!
— Да, моя госпожа, — ответила рабыня. — Юноша ждет в зале. Он просил сообщить тебе о своем прибытии. Как он загорел во время путешествия!
Радопис устремилась к лестнице, ведущей в зал, и увидела, что юноша стоит и ждет ее появления. В его глазах горело страстное желание. Радопис показалась ему пламенем радости и надежды, он не сомневался, что она счастлива исключительно от того, что видит его. Бенамуна охватил божественный восторг, и он бросился к ногам Радопис, будто готовясь боготворить землю, по которой она ступает. Страстно и нежно он обвил руками ее ноги и прильнул к ним устами.
— Мой идол, моя богиня, — произнес он, — во сне я сто раз целовал эти ноги, а сейчас мечта стала явью.
Перебирая пальцами его волосы, Радопис нежно спросила:
— Бенамун, дорогой Бенамун, неужели ты действительно вернулся ко мне?
Его глаза жизнерадостно блестели. Он засунул руку за пазуху, достал небольшую шкатулку из слоновой кости и открыл ее. Внутри нее лежала пыль.
— Это часть пыли, по которой в саду ступали ваши ноги, — сказал он. — Я собрал ее своими руками и хранил в этой шкатулке. Я взял эту шкатулку с собой в путешествие и целовал ее каждую ночь, прежде чем забыться во сне. Я хранил ее на своем сердце.
Радопис слушала его с тревогой и смущением. Чувства Радопис уже не воспринимали его слова, и, когда ее терпение начало иссякать, она, скрыв свои тревоги под маской полного спокойствия, спросила:
— Разве ты ничего не принес с собой?
Юноша снова засунул руку под накидку, достал сложенное письмо и протянул ей. Дрожавшей рукой Радопис взяла его. Ею завладела радость, она почувствовала, как напряжение, сковывавшее ее в последнее время, отступило, а силы ослабли. Она долго смотрела на письмо, крепко держа его в руке. Радопис забыла бы о Бенамуне и его пылкой страсти, если бы не взглянула на него. Тут она вспомнила кое-что важное.
— Разве вместе с тобой не явился посланник Канеферу? — осведомилась она.
— Да, моя госпожа, — ответил юноша. — Это он хранил при себе послание во время путешествия. Сейчас он ждет в летнем павильоне.
У нее больше не было сил оставаться здесь, ибо охватившая все ее чувства радость не выносила покоя и неподвижности.
— Да хранят тебя боги, — сказала она. — Тебя ждет летний павильон, а впереди у нас безмятежные дни.
Радопис убежала вместе с письмом, взывая к повелителю из глубин своего сердца. Если бы ее не останавливало чувство благопристойности, она объявилась бы в его дворце, как это когда-то сделал коршун, чтобы принести фараону радостные вести.
Наступил праздник Нила, и Абу радостно приветствовал кутил из самых дальних уголков севера и юга. Воздух города наполнился звуками баллад, дома украсили флагами, цветами и оливковыми ветвями. Жрецы и губернаторы приветствовали восходящее солнце, направляясь к дворцу фараона, где они присоединились к огромной царской кавалькаде, которой предстояло начать шествие к исходу утра.
Пока знатные люди, собравшиеся в одном из залов, ждали, когда явится фараон, вошел распорядитель, поприветствовал их от имени повелителя и громогласно объявил:
— Почтенные судари, фараон немедленно желает видеть вас. Будьте добры пройти в зал фараона.
Все встретили объявление распорядителя с нескрываемым удивлением, ибо, по обычаю, фараон принимал знать после праздника, а не до него. Все со смущенными выражениями лиц спрашивали друг друга:
— Что это за важное дело, ради которого пренебрегают традициями?
Тем не менее они приняли приглашение и послушно направились в величественный и роскошный зал для приемов. Жрецы заняли места справа, а губернаторы расселись напротив них. Трон фараона возвышался меж двумя рядами кресел, расставленных полумесяцами. Они предназначались для принцев и министров.
Им не пришлось долго ждать — вскоре вошли министры во главе с Софхатепом. Какое-то время спустя за ними последовали принцы царского двора, остальные встали в знак приветствия. Ответив на приветствие, принцы расселись справа от трона.
Воцарилась тишина, на серьезных лицах появилось выражение тревоги. Каждый погрузился в свои мысли и задавался вопросом, что скрывается за созывом этой необычной встречи. Появление хранителя государственной печати прервало их размышления, все с пристальным вниманием уставились на него. Хранитель печати торжественным голосом объявил о приближении фараона:
— Фараон Египта, свет солнца, тень Ра на земле, Богоподобный Меренра Второй.
Все встали и наклонились так низко, что их лбы чуть не касались пола. Фараон вошел в зал, он внушал благоговейный страх и был исполнен достоинства. За ним следовал командир стражи Таху, хранитель печати и главный распорядитель двора принца Канеферу, губернатора Нубии.
Фараон сел на трон и торжественно сказал:
— Жрецы и губернаторы, я приветствую вас и разрешаю вам сесть.
Согбенные тела плавно выпрямились и сели, воцарилась столь полная и оглушительная тишина, что даже дышать было страшно. Все взоры устремились к хозяину трона, все уши жаждали услышать его слова. Фараон сел прямо и заговорил, оглядывая одно за другим все лица, но не задержался ни на одном из них.
— Принцы и министры, жрецы и губернаторы, цвет мужского рода Верхнего и Нижнего Египта, я пригласил вас, с тем чтобы выслушать вашего совета по серьезному вопросу, от коего зависит благополучие царства, слава наших отцов и праотцев. Судари, с юга прибыл посланник. Это Хамана, главный распорядитель двора принца Канеферу, он доставил от своего повелителя важное и тревожное послание. Я полагал, что долг обязывает меня немедленно пригласить вас, с тем чтобы внимательно ознакомиться с ним и взвесить его зловещее содержание.
Фараон обратился к посланнику и жезлом дал тому знак. Посланник вышел на два шага вперед и остановился перед троном.
— Прочти им это послание, — велел фараон.
Посланник развернул письмо, которое держал в руках, и начал читать звучным и выразительным голосом:
— От принца Канеферу, губернатора земель Нубии, Посланнику Бога на земле фараону Египта, свету солнца, тени повелителя Ра, покровителя Нила, владыки Нубии и горы Синай, хозяина восточной и западной пустыни.
