– Там, на горе, выше пагоды, думаю, мы разобьем лагерь, – сказал Флинн. – В рощице, среди деревьев, есть вода.
Они направили своих лошадей вверх по холму и разбили лагерь посреди тутовой рощицы у небольшого пруда, окруженного пышными папоротниками. Пока слуги воздвигали палатки и разводили костры, Майра принялась собирать мелкие красные ягоды в миску военного образца, используемую в солдатских столовых, потом протянула их Флинну.
– Попробуйте их. Они восхитительны на вкус.
Он принял миску и попробовал ягоды.
– Гм-м. Они мне напоминают малину.
– Это тутовые деревья. Их листьями кормят шелковичных червей, – объяснила Майра.
Пирамидальная палатка Майры была больше и лучше приспособлена, чем палатки, предназначенные для мужчин. В ней имелись армейская складная кровать с одеялом и простынями, небольшой столик, стул и умывальник. Оглядев все это, майор Флинн заметил:
– А знаете, здесь очень уютно. Никакого сравнения с солдатской скаткой или матрасом. Роскошные хоромы для такой маленькой девочки, как вы! Если вам будет одиноко одной, я буду счастлив составить вам компанию.
– Нет, благодарю вас, майор. Я предпочитаю одиночество.
В его улыбке таился какой-то нескромный намек.
– Здесь, в горах, ночи становятся все холоднее. Говорят, тут частенько змеи и крысы заползают в спальные мешки, чтобы погреться о теплое человеческое тело. – Он подмигнул: – Впрочем, от такого развлечения и я бы не отказался.
– Ну вы и тип, майор! По правде говоря, я думаю, что вам место не в кавалерии, а в кабаре. Вам бы очень подошла карьера клоуна. А теперь простите меня. Думаю, мне пора принять ванну.
– Вы серьезно? Ванну в тазу?
– Нет, здесь в дальнем конце пруда есть естественное углубление, напоминающее ванну, там, где пруд изливается в скальную породу.
– Значит, вы хотите сказать, что будете резвиться в воде на свежем воздухе, а все эти вояки будут на вас глазеть?
– Будучи офицерами и джентльменами, они не станут глазеть на меня.
Майор Флинн, майор Шульц, лейтенант Сантини и капитан Фуше расположились на бивуаке, повернувшись спиной к выемке в скалистом ложе, где плескалась Майра.
Проведя много часов в седле, Майра была рада прохладе кристально чистой воды. Благодаря высокому содержанию минеральных солей вода казалась мягкой, даже маслянистой. Она ласкала кожу, как жидкий шелк. Если бы Брэд был здесь, она вернулась бы в свою палатку, и они бы занялись любовью. Она была полна страсти.
Майра вышла из воды и принялась вытираться мягким, как руно, пушистым полотенцем. Прикосновение его к обнаженной коже усиливало чувственное возбуждение. Сквозь ветви деревьев она видела широкую спину майора Флинна, обтянутую новым мундиром цвета хаки. Он стоял, заложив руки за спину. Она предполагала, что почти наверняка он тайком бросил взгляд на нее, пока она купалась. Такой человек, как Флинн, безусловно, поддался бы искушению взглянуть. Как ни смешно, но мысль об этом не была ей неприятна, а скорее напротив.
«Спокойно, Майра, моя девочка, – пыталась она обуздать себя. – Сегодня ночью ты будешь спать одна, и на этом покончим!»
Закончив вытираться, Майра набросила пеньюар фасона «бабочка» с рукавами, похожими на крылья, и длинными и широкими полами, создававшими впечатление, будто она парит над землей, и вернулась в свою палатку.
– Все ясно, – бросила она Флинну, проходя мимо и заметив на его лице неприкрытое вожделение. Ей приятно было чувствовать себя женщиной.
Оказавшись в своей палатке, она обернула голову сухим полотенцем наподобие тюрбана. Выглянув из палатки, она обратилась к майору Флинну:
– Когда мы будем есть? Я умираю от голода.
– Обед будет готов к тому времени, когда вы оденетесь.
– Не думаю, что я в силах одеться. Я озябла и устала и собираюсь лечь спать сразу после ужина.
– Прекрасно. В таком случае я прикажу одному из мальчиков принести вам столовый прибор и чайник с чаем.
Майра вернулась в свою палатку и зажгла масляный фонарь, висевший под потолком палатки, на центральном столбе, подпиравшем ее. К тому времени как один из слуг принес ее ужин, она уже закончила сушить волосы. Походный поднос был нагружен дымящимся мясом, овощами и коричневым рисом, сдобренными острым перечным соусом и приправой керри.
Она не спеша пила вторую чашку чаю, когда снаружи ее окликнул Флинн:
– Все в порядке?
– Еда была изысканная.
– Да, и, пожалуй, вкус у нее даже лучше, чем дома, в колонии. Свежий воздух и физические упражнения вызывают аппетит.
– Я оставлю приборы возле палатки, чтобы мальчик-слуга забрал их, а сама лягу спать.
– Спите крепко. Утром увидимся.
Он удалился от палатки, остановился, потом, подчиняясь внезапному импульсу, круто обернулся. Майра стояла возле своей походной постели между фонарем и стенкой палатки, и ее темный выразительный силуэт четко вырисовывался на фоне полотна. Он почувствовал, что у него захватило дух, когда она сбросила свой пеньюар. Он не мог отвести глаз от силуэта молодой женщины, стоявшей к нему в профиль. Когда она наклонилась, чтобы снять туфли, ее грушевидные крепкие груди затрепетали, как спелые гроздья на виноградной лозе.
– Боже милостивый! – вымолвил он, потрясенный ее красотой, испытывая от ее вида физическое страдание.
Она подошла к фонарю и задула его. Палатка стала темной, но пленительный, вызывающий вожделение образ живо запечатлелся в его памяти и стоял перед глазами. Пожалуй, он казался даже более живым и привлекательным, чем силуэт на фоне полотняной стены палатки. Теперь он представлял не тень, а живую женщину: обнаженные, дерзко приподнятые груди – их соски казались алыми и отвердевшими; впадинку пупка, обольстительный живот, который от пупка полого нисходил к лону. Он представлял покрытый густым руном лонный бугорок между стройными бедрами…
Флинн заставил себя повернуться к другим офицерам, пившим бренди и пиво вокруг костра на берегу пруда, весело гудящего и потрескивающего.
В конце концов люди устали и разбрелись по своим палаткам. Остался только Флинн: он жевал кончик своей погасшей сигары и беспокойно мерил шагами полянку вокруг костра, пока костер не превратился в кучку красных углей. Тишина окутала гору, как саван: только щебетание ночных птиц и жалобы обезьян, соперничавших и ссорившихся из-за лучших мест на тутовых деревьях, нарушали покой ночи. Флинн бродил между стреноженными и привязанными к деревьям лошадьми, отвечая похлопыванием по крупу или поглаживанием по холке на их тихое ржание.
Снова и снова он бросал взгляд через прогалину на палатку Майры, поставленную в отдалении от остальных. Будто в трансе он медленно двинулся к ней, постоял возле входа, пристально глядя на ее клапан. Он был бессилен погасить пламя в крови. Он не спеша отбросил погасшую сигару, протянул руку, чтобы откинуть клапан палатки, и вошел. Безмолвно, затаив дыхание, постоял в полной темноте, подобной мраку, царящему в Аиде,[17] пока его глаза не привыкли к темноте. Полная луна, бросавшая свой свет на палатку, просвечивала сквозь полупрозрачные полотняные стены. На цыпочках он подошел к походной кровати и остановился, глядя на спящую женщину. Он мог различить, как приподнимается и опускается ее грудь под тонким одеялом от спокойного дыхания.
