— Что? — спросил он, и его лицо смешно исказилось, настолько немыслим был ее вопрос.
Она почувствовала себя немного вознагражденной, увидев, как ему стало не по себе, и слегка подняла брови.
— Полагаю, ты знаешь по собственному опыту то, о чем я спрашиваю?
Он покраснел. Румянец был едва различим под загаром, но она хорошо знала Майлза и от его смущения ее решимость вывести его из равновесия только возросла — ведь он только что поступил с ней так же. Он сказал неуверенно:
— Если… ты могла подумать хотя бы на одно мгновение, что я действительно расскажу тебе что-то об этом…
— Почему бы и нет?
Она не двигалась с места, с решительным видом загораживая ему проход и спрашивая себя, как это она никогда не замечала, что в зрачках у него есть темные пятнышки, что его чувственно изогнутая нижняя губа немного полнее, чем верхняя, и почему она заметила только теперь, когда он небрежно и нетерпеливо провел рукой по волосам, что пальцы у него сильные и изящные.
— Во-первых, твоя мать не одобрила бы этого. — Он смотрел на нее, но не тронулся с места, не обошел вокруг нее, чтобы выйти из комнаты. — А Люк оторвал бы мне голову.
— А я и не предлагаю позвать их послушать. Мы с тобой и раньше умели хранить наши тайны.
— Что это за логика, Господи прости, — пробормотал он.
Сколько у него было женщин? Задав себе этот вопрос, она неожиданно ощутила четкий укол ревности. Сколько женщин откидывали назад этот непокорный завиток волос с его лба и…
И что? Лежали с ним голые, смотрели ему в глаза, трогали и целовали?
Теперь настала ее очередь покраснеть от того, какое направление приняли ее мысли при воспоминании о том, что совсем недавно она сидела у него в спальне, прячась от лорда Фосетта.
— Почему это я нелогична? У меня есть кое-какие вопросы, а ты знаешь на них ответы. Это прямой путь от начала к концу, насколько я могу судить, — Какие бы мотивы ни двигали ею, она не собиралась доставить ему удовольствие и отступить. — Я по крайней мере знаю, что ты будешь со мной честным.
— Я? — Взгляд у него затуманился. — Напрасно ты так уверена. Спроси лучше Люка.
— Вряд ли я стану спрашивать у моего брата.
— А чем я отличаюсь от него? Я твой двоюродный брат.
— Нет, это не так.
Четыре коротких слова. И таких многозначительных.
Он был прав насчет сладкого запаха цветов. Этот запах был неприятен, от вечернего тепла в комнате стало душно, богатая элегантная обстановка купалась в спокойном свете, проникавшем сквозь прозрачные занавеси, задернутые, чтобы не пропускать зной. У нее перехватило дыхание, но она не поняла почему.
— Да, это не так, — повторил он в конце концов так тихо, что его почти не было слышно. — И учитывая этот аргумент, давай прекратим наши смешные дебаты. У меня назначена встреча. Извини.
Она смотрела ему вслед, огорченная, немного смущенная своей настойчивостью и просьбой и все же не уверенная, чем именно вызвано ее необъяснимое поведение.
Когда через несколько минут в комнату вошла ее мать, девушка все еще стояла на месте, с задумчивым видом рассматривая пустой дверной проем.
— Я только что встретила Майлза. Мне показалось, что он чем-то озабочен.
— Вот как? — Элизабет смотрела, как мать суетится над цветами, рассматривает карточки, и насмешливо добавила: — Он действительно ушел как-то неожиданно.
— Он сейчас занимается своим новым деловым предприятием.
— Наверное.
— Сегодня вечером у нас будет Фосетт, милочка. Что вы наденете?
— Люк знает, что сейчас меня не интересует брак с его светлостью.
Элизабет вытащила из букета розу и бездумно вертела ее в пальцах. Рука у нее слегка дрожала после недавней стычки. А что ее интересует? Этого она не знала, но только не цветы, не стихи и не бессмысленные комплименты.
А вдруг ее интересует Майлз? — с беспокойством подумала она.
Мать поставила одну из ваз и обернулась.
— Поверьте мне, этот сезон — просто водоворот. Я помню, как это было, когда я начала выезжать. А сейчас: настойчивые джентльмены, непристойные сплетни и множество любопытных взглядов. Это может подействовать обескураживающе.
— Я не совсем подавлена, но, признаюсь, до некоторой степени сконфужена. — Эти слова казались прилично нейтральными, хотя слово «сконфужена» приобрело совершенно новое значение после прошлой ночи и впечатляющего момента на лестнице. — Большинство моих подруг, кажется, знают, чего хотят. У меня такой уверенности нет. Лорд Фосетт, несмотря на его состояние и приятную внешность, это не тот человек, которого я представляю себе в качестве мужа.
— Благодаря удачным обстоятельствам с состоянием вашего брата и его открытому уму, я уверена, что вы не склонны принимать предложение, которое вам не по душе. А теперь, — сказала мать с изящным апломбом, усаживаясь в кресло и протягивая руку к звонку, — не выпить ли нам чаю в ожидании визитеров? Вы могли бы развлечь меня, рассказав, что слышали о леди Бруэр. Я мало знаю о ней, если не считать ее демонстративного появления в обществе в сопровождении Люка. Это не похоже на него — афишировать свою личную жизнь. Вы не знаете, почему он это сделал? Что может сказать об этом Майлз?
Элизабет радовалась, что вопросы с такой быстротой следует один за другим, потому что предметом разговора была уже не ее светская жизнь, но упоминание о Майлзе заставило ее сглотнуть и минуту подождать, перед тем как ответить.
— Откуда мне знать, что думает Майлз?
— Вы всегда это знаете, милочка, — простодушно ответила мать.
Теперь уже нет, мрачно подумала Элизабет, вспомнив выражение его лица, когда она так порывисто бросила ему вызов.
Теперь уже нет.
— По-моему, все гораздо сложнее, чем вы думаете, — пробормотала она.
Люк не был склонен к романтическим жестам.
Но наверное, должен был признаться, что ему хотелось сделать такой жест, а потом выбросить его из головы, хотя он и сам не знал, как долго сможет притворяться. Он рассматривал обитый изнутри бархатом ящик, сверкающее содержимое которого являло все цвета от самого светлого аквамаринового до самого темно-алого. Этот магазин, один из самых модных в Лондоне, не выставлял свою роскошь напоказ; его витрины, выходившие на знаменитую улицу, были весьма скромными. Здесь джентльмены могли купить любые подарки своим женам или временным любовницам в зависимости от толщины своих кошельков. Это было очень дорогое и престижное заведение, и чтобы покупать здесь, нужно было иметь глубокие карманы.
Причины, по которым Люк выбрал именно эту лавку, были неясны даже ему самому.
