тонкие грани между мирами? Как знать, может в другом измерении мне удастся спрятаться или найти избавление от своих проблем? Или, чем черт не шутит, даже от своего демонического наследия? Мои предки-демоны когда-то перешли границу между мирами, так чем я хуже? В этом мире мне точно ничего не может помочь, то в другом…
Несколько дней ушло на подготовку, и вот я уже на высокой скале. Внизу — узкая полоса песчаного пляжа, которую то и дело полностью накрывают морские волны. Небо темнеет, надвигается гроза: молнии-то и должны стать той силой, которая позволит мне порвать завесу между мирами. Я выбрал измерение без магии — колдовскими штучками сыт по горло. Но чтобы туда попасть, придется воспользоваться «недобрым светом» — той самой молнией, которая способна вызвать пожар и бурю.
Когда замечаю на горизонте первый яркий росчерк, разделивший небо пополам, времени думать не остается. Быстрое движение кинжалом — и вот уже из обеих рук сочится кровь. Поднимаю их к небу, шепчу простое заклинание на старом языке. Мне незачем перекрикивать бурю — если небесным силам угоден мой дар, они услышат.
Вспышки все ближе, море вздымается так сильно, что до меня долетают соленые брызги, по земле хлещут плети дождя, раскаты грома над головой будто предлагают отступиться, пугают или предупреждают. Наконец, свет прямо над головой, боль в теле такая невыносимая, что я слышу, как рык моего чудовища сливается с очередным взрывом в небе.
— Адриан!
«Беатрис?» — ее имя последней мыслью мелькает в меркнущем сознании, а потом все в один момент гаснет.
— Денис!
— Эй, Дэнчик, вставай, на пары опоздаем! Сегодня у Крючкова лекция, не придем — отрабатывать заманаемся!
Слова я разбирал, хоть звучали они непривычно. Грудь болела, едва удавалось сделать вдох, и голова раскалывалась так, будто я на спор залпом выпил три бутылки дешевой крепкой медовухи.
Кто-то слева смачно выругался, на пол упало что-то тяжелое. Потом меня затормошили за плечо и пришлось открывать глаза. Белый потолок с желтыми разводами и трещинами оказался гораздо биже, чем я ожидал. Повернувшись, понял, что лежу на втором ярусе узкой кровати, а по маленькой комнатке, где и одному-то не развернуться, носятся два парня: один низенький и сгорбленный рыжий очкарик, второй — огромный кудрявый блондин с мягкими, женскими чертами лица, который занимал большую часть комнаты.
— О, проснулся наконец-то! Нечего было вчера выпендриваться. Бутылку коньяка залпом — это ж надо! — прогудел блондин мощным басом.
Мне оставалось лишь пожать плечами.
Стукнувшись головой о потолок, с кровати кое-как слез. Боль в груди постепенно отступала, но рубашку и штаны я натягивал, стараясь не делать резких движений. Судя по ощущениям, у паренька, который так вовремя умер и любезно предоставил свое тело, случился сердечный приступ, но из-за интоксикации он этого даже не понял, скончался во сне.
Времени не оставалось, и я успел лишь вскользь глянуть на свое новое вместилище: голубоглазый брюнет с простецким, деревенским лицом. Высокий, широкоплечий, но ссутуленный так сильно, что кажется совсем больным. Темные пряди длинной челки падают на лицо, и по дороге из комнаты по длинному коридору общежития пришлось заскочить в местную умывальню и смочить немного длинные патлы, чтобы не лезли в лицо.
Освоился я довольно быстро. За первую неделю выяснил, что мой реципиент — студент биологического факультета, родители погибли в аварии и поступил он по льготной программе. Учился на тройки, особо ничем не увлекался, по выходным напивался в баре с друзьями и, похоже, страдал проблемами с сердцем.
Направление учебы подвернулось мне крайне удачно, стипендия помогала не умереть с голоду, и я быстро наверстал учебную программу, а заодно записался в спортзал: ходить сутулым мне решительно не нравилось.
Сообразив, что и к чему в учебе, углубился в генную инженерию и изучение строения мозга — в этих двух темах, как мне казалось, я мог бы отыскать ответ на свой вопрос. Но чем дольше погружался в теорию, тем отчетливее понимал, что провернуть нечто подобное в моем мире и хотя бы ослабить действие демонической сущности возможным не представляется. Раньше я полагал, что дело можно решить переливанием крови, но хорошо, что не успел попробовать: выяснилось, что кровь неподходящего типа могла меня убить.
Даже с учетом магии изменить тело настолько сильно, чтобы оно начало функционировать иначе, оказалось невозможно. К тому же теперь я не был уверен, что тело графа Даркрайса изнутри выглядит также, как тело любого другого человека. Возможно, генные эксперименты нарушили бы работу внутренних органов.
В общем, к окончанию учебы, получая на руки бесполезный диплом, я уже полностью убедился в том, что зря потратил время: найти избавления от своей проблемы так и не смог. На эксперименты в моем мире мне потребовались бы долгие годы и главное — десятки подопытных, таких же как я — полудемонов, но таким материалом я не располагал.
Преподаватели дружным хором предлагали продолжить обучение, прочили мне славу чуть ли не величайшего ума столетия и еще какие-то регалии, но научная карьера в маленьком городке и яйца выеденного не стоила, так что я отказался.
Устроился тренером в какой-то вонючий фитнесс-клуб, куда ходили потные мужики весьма среднего достатка, и почти год прожил, совершенно не понимая, что делать дальше: магии в новом теле не было ни грамма, поэтому вернуться назад, в свой мир, я не мог. Оставалось только ждать и надеяться, что после смерти я не растворюсь в небытии, а снова стану графом Даркрайс.
В конце концов депрессия сошла на нет и поиски я продолжил. Хотя не столько из надежды отыскать что-то стоящее, сколько из интереса к науке, которой посвятил неполных четыре года. Со временем новая жизнь даже начала нравиться мне: несмотря на то, что сердце иногда пошаливало, а заводить серьезные отношения с женщинами я опасался, все еще думая, что в любой момент могу снова пересечь границу миров, я расслабился. Сущность зверя не донимала, не требовала охоты, свежего мяса и полета, на плечах не лежали горой обязанности по защите поместья и необходимость постоянно лавировать в болоте дворцовых интриг, и прожив в новом мире почти десяток лет я решил, что скоротать в нём остаток жизни, а потом тихо умереть