Бал, как и предсказывала графиня, начался в сумерках того же дня, как появились гости. О переговорах, даже если таковые и проводились, девушкам, конечно, ничего известно не было. Говоря по чести, своих матушек они и не искали, совершенно занятые подготовкой к грядущему празднику и своим маскарадом.
Девушки благовоспитанно высидели все застолье, стараясь двигаться, есть, говорить и даже молчать одинаково. Лиц они мудро решили за вуалями не прятать, однако воспользовались таким количеством сурьмы, пудры и мушек, что их можно было принять за кого угодно, даже за оживших фарфоровых кукол.
Похоже, курфюрст что-то заподозрил, однако чувства юмора ему хватило для того, чтобы не устраивать дочери прилюдно допроса, а досмотреть комедию до конца. Август склонился к царице Екатерине, сидевшей от него по правую руку (о, то была великая честь, которую Екатерина отлично почувствовала) и что-то прошептал. Царица согласно кивнула, улыбнувшись кончиками губ.
– Графиня, – Елизавета обернулась к Анне. – Отчего-то мне кажется, что ваш батюшка разгадал наш план.
Цесаревне же в этот момент показалось, что она беседует с собственным отражением в невидимом зеркале. И отражение это, склонившись к ней, ее же голосом ответило:
– Ничего страшного, душенька. Думаю, и ваша маменька что-то заподозрила. Но ведь нам же сие не помешает веселиться, верно?
Елизавета в ответ лишь плечами пожала – пока веселья никакого не наблюдалось. Однако и бал едва начался.
– Смотрите, душечка, как на вас господа пруссаки пристально смотрят.
«Господа пруссаки», сиречь наследник престола Фридрих и оба его двоюродных брата, и впрямь весьма пристально разглядывали девушек. Должно быть, они пытались понять, кто из этих одинаковых красавиц в одинаковых платьях дочь курфюрста, а кто всего лишь гостья. Сам Фридрих-Вильгельм сидел по левую руку Августа Второго, преизрядно таким нарушением протокола раздосадованный. Однако сделать ничего не мог – он был таким же гостем как эта выскочка, которую сам Петр Первый короновал императрицей.
Елизавета пожала плечами:
– Да и пусть смотрят. Они, поди, лучше нашего ведают, зачем в Дрезден их батюшка-дядюшка пожаловал, да зачем их с собой поволок.
– Лиза, дружочек, ну отчего вы все задаетесь этим вопросом? Политику оставим мужчинам – мы же лишь слабые дамы, нам недосуг ею заниматься, когда есть в мире более важные вещи…
Цесаревна недоуменно взглянула на визави. Политика недостаточно важная вещь? Из-за нее рушатся судьбы, проливается кровь, гибнут люди… А это пустая болтушка называет ее неважной вещью!..
Однако здесь Елизавета была всего лишь гостьей, гостьей, принятой радушно. И потому следовало сдержаться, оставив свои мысли при себе. Она согласно кивнула, поправила бархотку, украшенную скромной жемчужной брошью, точь-в-точь такую же, как та, что украшала шею графини, и бросила взгляд на прусских гостей. Те не просто не сводили взгляда с девушек – глаза наследника, молодого Фридриха горели настоящим огнем. Его братья чувствовали себя куда более скованно, но и они едва сдерживались, чтобы не броситься к дверям – в соседней зале уже звучали первые такты контраданса.
– Могу спорить, стоит нам только встать из-за стола, как молодой Фридрих сию же секунду бросится приглашать вас, милая Лиза.
– Тут и спорить нечего. Бросится. Но, думается мне, охоту он ведет все же за вами, милая графиня…
– Ну вот и посмотрим. Идемте же!..
Анна грациозно встала и, получив одобрительный кивок курфюрста, вышла из-за стола.
– Идемте, милочка, батюшка нас отпустил. Идемте!
Елизавета послушно вышла из-за стола и поспешила следом за графиней, перед которой, словно по волшебству, распахнулись двери бального зала. Настоящий водопад света хлынул оттуда. И вместе с ним на девушек обрушились бравурные звуки первой обязательной фигуры. Анна не отпускала руки Елизаветы, тянула ее за собой и успокоилась только тогда, когда обе девушки встали в линию танцующих дам.
Уж такой это был танец, простой и деревенский всего столетие назад, сейчас он, насытившись разными па самых разных танцев, стал первым обязательным на любом сколько-нибудь достойном балу. Линия дам напротив линии кавалеров, каждые четыре шага перед красавицей новый воздыхатель… Четыре шага – и еще один, потом четыре шага – и еще…
Елизавета танцевала с удовольствием – здесь можно было сбросить любые маски и отдаться течению музыки, ненадолго забыть и о шалостях, и о политике, и даже о послушании. Глаза танцевавшей рядом Анны тоже горели от удовольствия, а румянец победил даже толстый слой пудры, превращавший лицо графини в белую маску.
На четвертой перемене пар перед Елизаветой вырос молодой Фридрих, наследник прусского престола. Сейчас его мундир был в полном порядке, пуговицы сияли, а шейный платок был повязан пусть не строго по уставу, но весьма эффектно. Молодой человек поклонился чуть ниже, чем то предписывали бальные требования, и задержал руку цесаревны почти на целый такт дольше. Но тут те самые четыре шага вместе завершились, кавалер должен был перейти к новой партнерше, но… Перед Елизаветой опять появился принц Фридрих.
Анна хихикнула. Она танцевала совсем рядом, да и смех никто не запрещал… Но отчего-то щеки Елизаветы запунцовели, а руки задрожали. Пальцы Фридриха в тончайшей перчатке чуть сжали пальцы цесаревны. Два шага, поворот, два шага, книксен на прощание и…
И опять перед Елизаветой стоял Фридрих. О нет, теперь уже не было никаких сомнений – наследнику престола Пруссии нравилась именно она, прекрасная незнакомка! Два шага, поворот, еще два шага… Но теперь уже цесаревна и не пыталась освободить руку из руки принца Фридриха.
Да и не хотела, говоря честно. Впервые она ощутила не просто удовольствие от танца, но и удовольствие от партнера по танцу, от того, как легко, но уверенно он держит ее руку, как поддерживает в легком антраша… Даже просто от того, как улыбается ей.
Елизавета оглянулась на графиню Анну. Та, почти не скрываясь, следила за цесаревной и наследником прусского престола. И следила с видимой радостью. Похоже, у дочери курфюрста были вполне определенные планы на будущее – и принц Фридрих в эти планы совершенно не вписывался. Как не вписывались и оба его двоюродных брата.
Елизавета же планов никаких пока не строила – и даже не пыталась, втайне мечтая, как все юные девушки, о браке по любви. Ибо отлично понимала, что даже незаконнорожденная, но все же принцесса таких мечтаний себе позволить не может. Однако сейчас она о чувствах вообще не думала, как не думала о будущем, позволяя себе просто с удовольствием принимать все растущее поклонение принца Фридриха.
