И все это по ее вине. Ведь она собиралась его утешить, чтобы ему не было так одиноко, но из-за ее собственной слабости и глупости он почувствовал себя еще большим изгоем, чем раньше. Сидни не знала, что делать. То, что между ними произошло, сбило ее с толку не меньше, чем Майкла. Еще минуту назад все казалось таким естественным… А теперь…
Сидни точно знала, как и почему это началось. Она сказала Майклу, что он нравится ей гораздо больше, чем Чарльз, и для него прозвучало как разрешение, как молчаливое приглашение к любым интимным ласкам, какие он мог вообразить. Он видел своими собственными глазами, что она позволяла человеку, который ей не нравился: разумеется, он решил, что уж ему-то она точно позволит зайти еще дальше! Господи, как все запуталось! Но она не хотела, чтобы Майкл страдал, сама мысль об этом была для нее невыносимой. Сидни порывисто поднялась на ноги в ту самую минуту, когда Майкл обернулся и направился к ней.
– Мне очень жаль, – начали они в один голос. Сидни положила руки на плечи Майклу и продолжала:
– Майкл, это я во всем виновата. Тебе не за что извиняться. Лучшее, что мы можем сделать, – это позабыть о том, что случилось.
– Позабыть? Забыть?
– Выбросить из головы, вернуться к тому, что было раньше. Опять стать друзьями, просто друзьями. Потому что нам нельзя… никак нельзя делать то, что мы делали.
Она смущенным жестом указала на то место, где они лежали на песке.
– Потому что я все сделал неправильно, и тебе не понравилось, – предположил Майкл, с волнением заглядывая ей в лицо.
Все его внимание было приковано к ней, все его чувства сосредоточены на ней. Когда такое случалось, мысли у нее неизменно начинали путаться.
– Нет, дело не в этом, – ушла она от прямого ответа, выпустив его руку.
– Значит, тебе понравилось? Сидни рассмеялась нервным смехом.
– Майкл, ты невыносим! Мне неловко говорить о таких вещах. Мужчины и женщины… обычно это не обсуждают. Во всяком случае, не друг с другом.
Сидни никогда не обсуждала свои интимные ощущения даже со Спенсером.
– Откуда же они узнают, что им надо делать? Как они вообще становятся парами?
И опять Сидни смущенно захихикала, как девчонка. Ей стало до того неловко, что она поспешно повернулась и зашагала прочь. Майкл пошел за ней следом, сунув руки в карманы и время от времени поглядывая на нее. Ожидая ответа.
– Мне бы очень хотелось, чтобы здесь был кто-то, с кем ты мог бы поговорить о таких вещах. Другой мужчина.
– Твой отец?
– Нет, это даже не смешно. Неудачная мысль.
– Филип?
– Тоже не слишком удачная мысль. Он вздохнул.
– Тогда кто? Я больше не знаю ни одного мужчины. Разве что Веста. Но его я не буду спрашивать.
– О, нет! – подтвердила Сидни. – Не стоит спрашивать у Чарльза. Майкл остановился и взял Сидни за руку.
– Значит, тебе самой придется мне сказать. Сидни, скажи мне, что я должен делать. Если я тебе не нужен, так и скажи.
– О, нет, Майкл, нет.
– Если ты хочешь, я уйду.
– Вот уж чего я совсем не хочу!
– Ты плачешь? Смеешься? Сгорая от стыда, она закрыла лицо руками.
– Я дотронусь до тебя прямо сейчас, – предупредил он и обнял ее.
Именно этого она и хотела. И хотя она понимала, что это еще больше собьет его с толку, Сидни тоже обняла его обеими руками и прильнула к нему. Они стояли, обнявшись, тихонько покачиваясь в блаженном, целительном молчании. «Это утешение лучше любых разговоров», – сказала себе Сидни, хотя на самом деле отлично знала, что истинная причина в другом: она просто не могла его отпустить.
– 0'кей, – сказал он наконец и отстранился первым.
Сидни ужасно нравилось, когда он говорил «0'кей» – в точности, как Сэм. Тетя Эстелла, разумеется, считала это проявлением вульгарности.
– Ладно, Сидни, если ты не можешь говорить, это не страшно; Ты ведь и без слов можешь мне сказать, что надо делать.
Словно проверяя ее умение говорить без слов, Майкл обхватил ладонями ее лицо и медленно, нерешительно вплел пальцы ей в волосы. Вот теперь наступил самый подходящий момент, чтобы мягко отстраниться, деликатно, не прибегая к словам, дать ему понять, что все это очень мило, но так поступать не полагается. Вместо этого она закрыла глаза. Что за колдовство? Какими чарами обладал Майкл? Почему, когда он прикасался к ней, ей было гораздо легче сдаться, чем придерживаться принципов? Сидни ощутила его дыхание, его губы у себя на щеке. Он коснулся ее легчайшим поцелуем, и она подумала: «Ну это еще ничего, это можно». Как легко, как естественно было бы сейчас повернуть голову – совсем чуть-чуть! – чтобы их губы встретились…
Но он опять отстранился. Открыв глаза, она убедилась, что он улыбается ей.
– Есть такая птичка – не знаю, как ее зовут, в книгах я ее пока не нашел. Самец выбирает самку, которую хочет сделать своей парой, и начинает за ней ухаживать. Сначала ей это не нравится. Он приносит ей в подарок самых крупных, самых вкусных червяков, но она отказывается их есть.
Сидни скрестила руки на груди. Нетрудно было догадаться, чем закончится его история.
– У него еще есть такой танец, специально для нее. Он танцует, и это ей нравится. Она позволяет ему дотрагиваться до себя клювом, пока он исполняет танец. Не очень сильно, совсем легко. Это похоже на поцелуй.
–Угу.
– Это долго продолжается, очень долго. Но он не сдается. Потому что она ему очень нужна. Он очень сильно ее хочет. А она не притворяется – она на самом деле его не хочет. Сначала.
– И что же заставляет ее в конце концов изменить свое мнение? Особенно вкусные червяки? Его улыбка стала растерянной.
– Не знаю. Я… не уверен. Наверное, все дело в том, что он не сдается. Он не оставляет попыток. Может быть… – Майкл бросил на нее взгляд из-под ресниц. – Может быть, ей просто становится жаль его? Она засмеялась, и он смущенно и радостно засмеялся вместе с ней. – Итак, – сказала Сидни, пока они шли по дорожке обратно к дому, – мораль этой истории в том, что настойчивость в преследовании своей цели в конце концов вознаграждается, не так ли?
Майкл взял ее руку, и ей это понравилось. Они пошли рядом, совсем близко друг к другу.
– Настойчивость, – повторил Майкл, словно пробуя слово на вкус.
Он бросил на нее еще один взгляд исподлобья – по-настоящему плутовской на этот раз.
– Да, весь секрет в этом. Это мораль. Настойчивость вознаграждается.
– Я вижу сон, или ты и вправду все еще здесь? И когда только ты спишь, черт бы тебя побрал?
– Уже утро, – объяснил Майкл, отходя на шаг от кровати и стараясь из вежливости не морщить нос.
От Филипа шел тот же неприятный сладковатый запах, который исходил от 0'Фэллона; это означало, что он накануне вечером выпил слишком много виски. Майкл точно знал, как обстоят дела, потому что именно он вчера помогал уложить Филипа в постель: Филип был слишком пьян, чтобы дойти до нее сам.
