— Уходи! — еще раз крикнула леди Читра.
Слиппер, хлопая глазами, уставился на нее, словно наконец понял, что Читра слепа. Видимо, это и навело его на мысль о том, как действовать дальше. Все еще зажимая рукой рот, он на цыпочках пошел спиной вперед, прочь от ворот. Случайно он задел ногой тапку, валявшуюся на дороге. Он ощупал ее ногой, развернул и сунул туда пальцы, все это время не сводя глаз с леди Читры.
Он так и двигался задом наперед и наконец добрался до насыпной дороги. На полпути он гневно посмотрел на Майю, и у него тут же запылало лицо. Он погрозил кулаком, затем развернулся и поспешил на берег. Его толстая задница тряслась под джамой.
Девочка на цыпочках подошла к леди Читре и зашептала ей в ухо. Женщина распрямилась с удовлетворенной улыбкой. Она повернулась и сказала, словно ни к кому не обращаясь:
— Пусть ворота остаются открытыми, но позовите меня, если хиджра посмеет вернуться.
Привратник низко поклонился, когда она проходила мимо, как будто хозяйка могла это видеть. Затем маленькая девочка подвела ее к тому месту, где стояла Майя.
— Сестра девадаси, дорогая Богиня привела тебя ко мне, — сказала Читра. — Пойдем в мои покои, и там ты мне все расскажешь.
— Я не одета, — ответила Майя.
— Я могу подождать, — прозвучал ответ леди Читры.
* * *
Так началась дружба Майи с леди Читрой.
Только переодеваясь в позаимствованное сари, Майя поняла, что ее жизнь снова изменилась. Всего несколько дней назад она каждое утро и каждый вечер танцевала для Богини в компании дюжины сестер. Вырванная из той жизни, она привыкла к различным трудностям и усталости во время путешествия рабыней с хиджрой в роли компаньона. Обычно Майе требовалось какое-то время, чтобы привести чувства в порядок, — дни, иногда месяцы. На этот раз Майя внезапно осознала, что после отъезда Деоги и изгнания Слиппера она оказалась на грани новой свободы. Она прогнала эту мысль, решив подумать об этом позже, и закончила одевание.
Покои леди Читры находились в самой удаленной от основного двора части дворца и выходили на поразительный сад, заполненный фонтанами, высокими деревьями и цветами — розами, жасмином, туберозами. Из сада открывался вид на озеро, отделенное от него только низкой стеной, более подходящей для того, чтобы на ней сидеть, чем для защиты. В комнаты леди Читры залетал бриз, распространяя ароматы. Рядом гуляли павлины, а попугаи перелетали с дерева на дерево.
Покои леди Читры были большими, даже огромными. В углах каждой комнаты стояли огромные букеты тубероз, которые наполняли воздух сладким ароматом, словно духи. В местах, где должны были бы стоять или висеть светильники, красовались сочно-лиловые бутоны вместо фитилей. Читре не требовался огонь, но она любила резкий мускусный запах роз.
Из клетки, которая свисала с потолка, на Майю подозрительно уставился белый попугай.
Рядом со слепой хозяйкой дворца сидели ее глаза: маленькая, очень живая девочка Лакшми. Ей было лет семь, может восемь. Никому не было до нее дела, потому что на сироту, которая работала на кухне дворца, никто не обращал внимания, пока леди Читра не обнаружила ее талант все замечать и описывать. Леди Читра обожала ребенка и тайно начала обучать ее натьяму — священному танцу.
Женщины сидели на ковре, расстеленном для приема пищи, поверх лежали белые муслиновые салфетки. Слуги принесли чаши с охлажденным соком дыни и тарелки со сладостями, потом зажгли ароматические палочки. Расставляя посуду, некоторые из них пытались встретиться взглядом с Майей. Они кивали на леди Читру, приподнимали брови, закатывали глаза и качали головами. Майя не обращала внимания на их дурные манеры.
Леди Читра ничего не сказала, пока слуги не ушли. Она сидела с прямой спиной, не опираясь на валик, и не прилегла, как маленькая девочка.
— Лягушка ждет заката, чтобы кричать о своей любви, — тихо произнесла она, словно забыв, что здесь находится Майя. — Петух наблюдает за небом, ожидая рассвета. Ястреб сдерживает крик, пока хорек отдыхает, — она повернула невидящие глаза к Майе. — А теперь говори и не скрывай ничего.
И Майя начала рассказ со смерти ее гуру во время наводнения: о том, как она думала, что Гунгама погибла; о том, как ее продали фарангам; о путешествии через океаны и горы; наконец, о нападении разбойников. Читра часто ее останавливала, требуя, чтобы она не пропускала никаких деталей, какими бы мелкими они ни казались. Леди не успокоилась, пока Майя не рассказала о ванне, которую приняла прошлым вечером, о своем сне про гуру и, наконец, о встрече со Слиппером во дворе. Майя ничего не сказала только про головной убор.
— Конечно, ты думала о самоубийстве, а также и об убийстве, — объявила Читра после того, как Майя закончила. Майя молча признала ее правоту. — Это тщеславие, дитя. Оно приносит невероятные страдания в этой жизни и во всех будущих жизнях. Кто знает, возможно, ты получила эти испытания после дурных дел в какой-то из прошлых жизней.
— А если я сбегу? — слова вырвались у Майи раньше, чем она успела их остановить.
— A-а, сестра, — ответила Читра. — Фаранг уехал, хиджры нет, а ворота дворца открываются легко. Но я скажу тебе: ты не сбежишь. За тобой последуют и вернут назад. Ты слишком ценна.
— Разве нет никакого выхода? Если бы я только знала, что Гунгама жива… — у нее по щекам потекли слезы.
Невидящие глаза словно переводили взгляд из стороны в сторону. Читра подняла руку. Но вместо слов утешения она принялась рассказывать о собственной трудной жизни. Как узнала Майя, леди Читра была главной наложницей султана Биджапура. Наложницей султана, а до этого профессиональной танцовщицей, а до этого девадаси. Слова лились медленно; величественно, нараспев, как бы переплетаясь друг с другом.
Майе потребовалось какое-то время, чтобы понять: леди Читра — сумасшедшая.
* * *
Бессвязный рассказ леди Читры показался Майе очень правдоподобным, учитывая сходство их историй. Читра была родом из южных районов Индостана, и родители девственницей отдали ее в услужение богине Каньякумари. Храм этой богини выходил на южные моря. Там Читра обучалась натьяму — храмовому танцу. В конце концов она стала лишь сосудом для шастри.
Леди Читра медленно осознавала, что именно эта часть ее подготовки больше всего интересовала шастри. Танец, который значил для Читры все, был для шастри только способом подготовить избранниц для повторных совокуплений. Читра дала ему резкий отпор. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, шастри продал ее каким-то богатым людям, которые, в свою очередь, продали ее евнухам.
