— Не сомневаюсь, что это будет постельная возня с вашей любовницей.
Она внезапно отступила на безопасное расстояние от его руки.
Его рука упала вдоль тела.
— Какое вам дело, с кем я сплю, с любовницей или с кем-то еще?
Только этот едва слышно произнесенный им вопрос отрезвил Амелию и вернул ей дар речи. Краска бросилась ей в лицо, щеки запылали. Как же ей хотелось забрать назад предательски вырвавшиеся слова!
— Конечно, мне все равно, с кем вы спите, — сказала она холодно.
Томас запрокинул голову и издал сухой смешок. Она подавила желание влепить ему такую пощечину, чтобы он лишился сознания.
— Это только слова, — заметил он, — у меня же создалось впечатление, что вас это заботит гораздо больше, чем вы хотели бы признать.
— Считайте так, как вам угодно.
Стараясь не встретиться с ним взглядом и догадываясь, что в этих зеленых глазах сверкает понимание, Амелия стремительно повернулась и вышла из комнаты, все еще слыша его язвительный смех — он тянулся за ней как шлейф.
Томас оглядывал гостиную Грейс и недоумевал, что он здесь делает.
Мысль о ничем не осложненном вечере и сексуальном удовлетворении была главной, когда он покидал свой городской дом. Прошло более месяца с тех пор, когда у него в последний раз была женщина. В предвкушении встречи с Грейс он должен был бы исходить слюной. Но этого не случилось. И он не осмеливался признаться себе — почему.
— Дорогой!
Томас вздрогнул и повернул голову, услышав это мелодичное восклицание. Грейс впорхнула в комнату и открыла ему объятия. На ней был шелковый пеньюар поверх бледно-розового шелкового белья, облегавшего ее роскошную фигуру. Прежде чем он успел ответить, она заключила его в объятия и выгнула шею в ожидании его поцелуя.
Томас запечатлел обязательный поцелуй на ее накрашенных губах и поспешил высвободиться из объятий и окутавшего его облака сладких духов. Радость на ее лице потускнела. Она одарила его слишком ослепительной улыбкой и раскрыла глаза слишком широко, чтобы то и другое могло быть подлинным.
— Ты не говорил мне, что собираешься в город, — попеняла она ему, проводя ладонью по его руке.
Ее прикосновение не вызвало обычной лихорадки желания. Но Томас понимал, что должен сделать, и внутренне сжался.
Он поймал ее руку и потянул Грейс на диван, обитый цветастым ситцем.
— Иди сюда. Нам надо поговорить.
Грейс покорно подчинилась, туго натянув ночное одеяние на свои женственные бедра, но в ее ореховых глазах появилось беспокойство.
— Ты хочешь поговорить до того, как мы удалимся в спальню?
И снова ее улыбка показалась ему натянутой.
— Я здесь не для этого. Я пришел сказать, что наши отношения кончены.
Пощечина была неожиданной и вызвала обжигающую боль в левой щеке. Он пожалел, что не удерживал обе ее руки.
— Ты, чертов подонок!
Ярость превратила ее лицо, которое он всегда считал хорошеньким, в нечто совершенно невообразимое. Ее зрачки теперь походили на острия булавок, и алый рот, перекошенный от ярости, казалось, издавал кошачье шипение.
Она вскочила на ноги и принялась осыпать его плечи и руки градом ударов.
Томас поднялся на ноги и схватил обе ее маленькие ручки.
— Господи, Грейс! Держи себя в руках!
Он крепко удерживал ее за руки, и она не могла их высвободить, как ни старалась.
— Целый год я посвятила тебе! Целый год! Хотя могла получить любого джентльмена в Лондоне. Они все желали меня, и ты это знаешь. Знаешь, сколько мужчин предлагали мне свое покровительство? Я отвергала их, потому что все время ждала тебя, а ты за последние три месяца почти не бывал у меня.
Внезапно она перестала сопротивляться, тело ее обмякло, и она упала на диван. Томас выпустил ее руки и мгновенно оказался по другую сторону стола, стоявшего в центре комнаты; напротив нее и вне пределов досягаемости.
Она закрыла лицо руками, тело ее сотрясали сильные и шумные рыдания.
Томас был способен вынести все, кроме женских слез. По крайней мере три года ему не приходилось присутствовать при подобной сцене. Одной из причин, почему он выбрал Грейс, было то, что в ней, казалось, не было склонности к подобным припадкам слезливости. Она держалась с апломбом, которым он восхищался и которого желал в любовнице. С ней не должно было быть никаких театральных сцен. Она полностью соответствовала его сексуальным потребностям и, когда ему требовалась спутница, идеально подходила для подобной роли. Или так он считал. Но четыре месяца назад она начала жаловаться на то, что частота их встреч убывает. И с этого момента Томас понял: время их связи пошло на убыль. Но должно быть, думал Томас, потирая саднящую щеку и челюсть, конец наступил недостаточно быстро.
— Ты с самого начала знала, что подобные отношения — временное явление, — сказал он, переминаясь с ноги на ногу и глядя, как поднимается ее грудь от судорожных глубоких вздохов.
При этих его словах она резким движением подняла голову, и он увидел красные опухшие глаза и щеки, залитые слезами и покрытые пятнами.
— Дело ведь в той женщине? Не так ли? Она потребовала, чтобы ты бросил меня?
Мысли Томаса мгновенно порхнули к Амелии. Откуда Грейс могла о ней узнать?
— В какой женщине? — спросил он резко.
— В этой чертовой герцогине Бедфорд. В той, что былаздесь три недели назад. О, она сказала, что ошиблась домом, сказала, что думала, будто здесь живет миссис Франклин. Но даже после того, как я ей ответила, что здесь не живет женщина с таким именем, она не ушла. Начала задавать мне вопросы о тебе. И сказала, что когда-то вы были очень близки. — Грейс перестала смахивать слезы со щек. — Я не дура, поняла, зачем она сюда явилась.
Потрясенный, но стараясь не выдать своей тревоги, Томас спокойно ответил:
— Я никак не связан с герцогиней и не имею ни малейшего намерения стремиться к этому.
«Никогда, никогда больше!» — мелькнуло у него в голове.
— Ты лжешь!
Это прозвучало горько и осуждающе.
— Какого черта я стал бы тебе лгать? Ты мне не жена, и мне нечего скрывать.
Ее письма были просто досадным пустяком. Но ее безрассудство, когда она решилась прийти к его любовнице, было чем-то совсем иным. Тем, чему он был намерен немедленно положить конец.
— Значит, ты не вступал с ней в обсуждение моей персоны? — спросила Грейс, все еще не веря ему.
— Я не встречался с этой женщиной добрых семь лет, а когда мы познакомились, я был еще мальчишкой.
В глазах, мокрых от слез, появился проблеск надежды.
— Тогда почему…
— Но это ничего не меняет в наших с тобой отношениях. — Он испустил глубокий усталый вздох. — Я не давал тебе обещаний, Грейс. А ты ведешь себя так, будто я предлагал больше, чем то, что нас связывало. Я этого не делал.
