— Уже ухожу. Я, между прочим, только рад, что не придется таскать ведра по этим лестницам!
— Что за бессердечное животное! — Экономка запустила в него деревянной ложкой, но Хеймиш, не дрогнув, поймал ее в воздухе и положил на стол, а потом, подмигнув, вышел.
Как только дверь за ним закрылась, миссис Макфедден, вздохнув, повернулась к Изабель.
— Грубый кретин, да? Ему просто повезло, что у меня под рукой на этот раз не оказалось сковороды и он не получил хорошего удара.
Изабель надеялась, что щеки у нее не такие красные, какими она их ощущала. Она подумала о белой шахматной фигуре, висевшей на ленточке у ее сердца, и о короле, которого она поставила у кровати Дариуса. Это была дерзость, но если его уроки чему-то научили ее, то это играть честно.
Несколько первых дней и ночей были тяжелыми, и надежды Дариуса скрыть от женщин, насколько он слаб, быстро пропали. Он постоянно спал, теряя счет часам, а потом, в конце концов просыпаясь в темноте, не знал, как много времени прошло. Каждый мускул у него болел от многих дней путешествия в продуваемых экипажах на жестких скамьях, которые совсем не спасали его от многочисленных ям и бугров на дороге, а ребра горели от усилия сделать вдох, однако пневмония, которой он опасался, к счастью, не возникла.
Дариус слушал, как часы в нижнем холле бьют три, и лежал, не шевелясь, позволяя тишине дома ублажать его душу.
Он купил дом за городом, даже не взглянув на него, поскольку всегда втайне мечтал о тихой жизни.
Он простой человек, занимающийся своими бумагами и книгами. Эйш рассмеялся, когда он однажды поделился с ним своей уверенностью в том, что запахи кожаного переплета и чистого пергамента действуют намного сильнее, чем любой женский аромат.
Его взгляды изменились и изменились очень сильно с появлением в его жизни Елены.
Собственные научные амбиции теперь казались Дариусу мелочью по сравнению с его потребностью видеть Елену невредимой.
Во время лихорадочных снов и мучений обратной поездки в Шотландию Дариус сделал для себя новое открытие — на что способен простой человек, когда дело касается любви.
Любовь не ищет равновесия; она не просит вознаграждений или счастья в конце. Он может любить ее без! надежды. Может заботиться о ней, если поборет собственные эгоистичные желания.
Дариус попытался сесть, сдерживая стон.
Он собирался, как только к нему вернутся силы, рассказать ей правду о себе и был уверен, что после этого Елена воздержится от поцелуев и не станет поощрять его привязанность.
Затем, получив возможность действовать, не отвлекаясь, он посвятит себя избавлению Елены от ужасно брака и проследит, чтобы ее финансовое и физическое будущее не зависело от воли какого-либо мужчины.
А когда он помашет вслед ее экипажу или отвезет ее в ее новый дом, он сможет вернуться сюда и, сидя в луже грязи, тосковать сколько захочет.
Так он заслужит свое несчастье, и в этом есть странное утешение.
Потому что он поступит достойно и будет честен с ней.
Утром Дариус объявил, оставив без внимания возражения экономки, что будет проводить дни в своей библиотеке, а не лежать в кровати, уставившись в потолок.
— Несмотря на привлекательность потрескавшейся штукатурки, я гораздо лучше отдохну, читая у себя в кабинете в приятном обществе Елены, если она согласится…
— Она согласится, — твердо сказала Елена от двери.
— Кто я такая, чтобы мешать человеку убивать себя? закатила глаза миссис Макфедден.
— В том-то и дело, миссис Макфедден, — улыбнулся Дариус. — Можно мне еще немного этого чудесного мятного чаю? Клянусь, он творит чудеса с моей больной грудью.
У пожилой женщины порозовели щеки, и она, откровенно разнервничавшись, всплеснула руками.
— Я принесу чайник, но единственное чудо, которое я вижу, так это то, что вы еще стоите! Не нужно бросать на меня этот проникновенный взгляд и думать, что я смягчусь!
Она вышла прежде, чем он успел поблагодарить ее, а всю сцену завершил смех Елены.
— Вам следует быть более осмотрительным, — мягко упрекнула его Елена. — Чтобы проучить вас, она положит в чай не только мяту.
— Я знаю. — Сев в кресло у камина, он достал из кармана короля. — Думаю, она беспокоится, а от ворчания ей становится легче. А это… — Дариус поднял черную фигуру в короне. — Спасибо за ваш жест. Он был неожиданным, и я никогда его не забуду.
Он поставил фигуру на доску, и Елена заняла место напротив него.
— А вам за ваш, — отозвалась она и, сняв с шеи ленточку с привязанной к ней королевой, развязала ее. — Я все время не снимала ее.
Она поставила белую королеву на поле, и Дариусу пришлось проглотить комок, образовавшийся у него в горле, когда он снова увидел их выстроившиеся армии.
— Наши талисманы хранили нас, — заметил он.
— Вы, оказывается, суеверны, сэр? — поддразнила она его.
— Вовсе нет, — покачал он головой. — Единственное, к чему я постоянно возвращаюсь во всех своих исследованиях, — это безоговорочная уверенность в том, что люди по сути своей одинаковы, независимо от того, где они обитают — во дворцах или в грязных лачугах. Я думаю, мы все гораздо больше похожи, чем нам кажется.
— Но в культурах, с которыми мы встречаемся, существует масса различий, — нахмурившись, возразила она.
— На поверхности — возможно, — покачал головой Дариус. — Но в глубине, думаю, мы все хотим одного и того же — счастья, достатка, безопасности и семьи.
— Это похоже на рай. Но все зло и распри…
— …являются результатом нашей всеобщей способности к добру или злу, в зависимости от того, как мы себя реализуем, — перебил он ее и откинулся в кресле. — Не больше и не меньше. Возможно, наши взгляды окрашивает особенность местной религии. В Индии Джозайя считал, что религия индусов имеет свой, более тонкий смысл.
— Мне не нравится религия этой страны, мистер Торн. — Изабель поежилась. — В частности, эти «Законы Ману»…
— И что с ними? — мягко спросил он.
— Они несправедливы к женщинам! — выпалила она.
— Некоторые из них, но не все так плохи. Существует изрядное количество тех, что напоминают об уверенности в себе и необходимости говорить правду, — с грустной улыбкой сказал он. — У меня было много времени подумать, что я скажу, если снова увижу вас.
— «Если»?
— Ну, между приступами натужного кашля где-то за пределами Йорка и размышлением над тем, что вы, возможно, не захотите дожидаться моего возвращения… у меня возникли сомнения, — пожал он плечами. — Елена, я всего лишь человек.
