— Не отстраняйся.
Она вздрогнула:
— Ты холодный и мокрый. — Но не отпрянула. Чувственность переборола в ней старую деву. Майкл располагал одной ночью, чтобы удовлетворить ее страсть. Он сжал зубы и подогнул колени.
Промежность Энн была горячей и приглашающе раскрылась.
— Врач сказал, что в этом положении влагалище сокращается.
— Это правда.
Майкл прикоснулся членом к ее промежности, и жар ее тела передался ему. У Энн сократились мускулы.
— Расслабься, — прошептал Майкл.
— Сейчас, — так же тихо ответила она. Чувствовалось, что Энн напугана.
— Энн, я не хочу причинять тебе боль, помоги мне. — Помоги сохранить тебя на эту ночь.
— Как?
— Коснись себя сама. — Майкл направил головку члена в ее влагалище. Влага их тел смешалась — мужская и женская, продажного мужчины и старой девы. — Покажи, как ты это делала, когда думала обо мне.
— Не могу, — потрясение прошептала она.
— Можешь. — Правой рукой он взял ее за грудь, пальцы Энн протестующе сжались в кулак. — Сейчас я проникну в тебя, — объявил Майкл. — И когда я это сделаю, ты коснешься себя так, как рассказывала. Запомни, я хочу, чтобы здесь все время ощущалась мягкость. — Он надавил ладонью на грудь и сделал рывок сквозь кольцо сведенных мышц. Энн вскрикнула и, чтобы избавиться от боли, невольно разжала кулак. — И еще запомни твердость внутри себя.
Как запомнит ее он. Этот миг, этот день. Враг отнимет все, кроме этой ночи.
Майкл заставил Энн положить руку на грудь, а сам продвинулся глубже на дюйм.
Хватка ее влагалища была крепче кулака. Старая дева уже испытала радости чувственного наслаждения, но ей еще предстояло узнать горечь предательства. Семь человек уже мертвы. Что ж, скоро к ним прибавятся еще двое.
— Твои соски уже отвердели? Скажи мне, Энн.
Влагалище сопротивлялось его продвижению.
— Если я отпущу твое бедро, ты откроешься?
Мышцы на ее ноге напряглись у него под пальцами.
— Да.
— И примешь меня всего?
Если бы был выбор, приняла бы она Майкла точно так же, как Мишеля?
— Я попытаюсь.
Майкл отпустил ее бедро, но Энн оставила левую ногу в том же положении, так что влагалище сохранило прежнюю конфигурацию. Майкл положил ей ладони под груди и почувствовал жар ее тела и внутреннее напряжение. Недостаточно! Он продвинулся еще на дюйм.
— Подожди! — Энн запрокинула голову. Майкл пощекотал губами ее ухо, стараясь прогнать страх.
— В чем дело?
— Диафрагма…
Майкл все еще боролся с надеждой выжить, хотя бы в ребенке.
— На месте?
— Нет… Да… Не помню, чтобы внутри было настолько полно.
А Майкл помнил. Помнил смех Габриэля и его серебристые глаза, когда он следил, как неуклюжий английский мальчонка стянул французскую булку. Помнил, как обливался потом, когда мадам поучала, как ублажать женщин. И не мог дождаться, чтобы закончился день. Тогда они запирались с Габриэлем в своей клетушке, тесно сидели голова к голове, и он учил француза читать и писать. Чтобы казаться джентльменом, хотя ни один из них не мог рассчитывать им стать.
Он вернулся в настоящее и глубоко похоронил память. Мускулы Энн сопротивлялись полному проникновению и доили его, будто голодный рот. Черт! О Боже! На него снизошла истина.
Майкл прижал губы к ее виску.
— Ш-ш-ш… Все в порядке.
Еще одна ложь.
— Я… Ты сегодня какой-то не такой…
А она, наоборот, казалась невероятно знакомой. Единственной его связью с нормальным в этом сошедшем с ума мире.
— Это я… — успокаивающе пробормотал он. — Я, а не резинка.
Майкл потянул обратно свой член, чтобы внутри у Энн образовался вакуум.
— Ты чувствуешь ее? — забеспокоилась женщина.
Он чувствовал саму Энн. Внутри накапливалась боль, которая требовала выхода. Майкл чувствовал все. Он вошел так глубоко, чтобы она ощутила его всего.
Боль, наслаждение.
Что же враг дал Габриэлю, что не сумел дать ему Майкл?
Принимая его всего, Энн потянулась к нему губами.
— Я хочу знать… — Слова сорвались на едином выдохе.
— Что… что ты хочешь знать? — так же выдохнул он. На ресницах Энн блестели капельки воды, мокрые пряди волос щекотали ему щеку,
— Что ощущает мужчина, когда находится внутри женщины? Как ты сейчас…
Майкл слепо наклонился, и горящая плоть скользнула сквозь влажные, пружинящие волоски ее лобка. Он нежно зажал напрягшийся клитор между большим и указательным пальцами. Мягкая снаружи, внутри Энн оказалась напряженной, под стать ему, и вся пульсировала. Вокруг его члена и между пальцами.
— Вот что ты хочешь знать, Энн Эймс.
— Да, — выдохнула она. Их руки встретились у нее на груди,
— Я чувствую вокруг себя твой пульс. Ты сжимаешь меня, но с каждым ударом сердца все больше раскрываешься. — Майкл сделал несколько движений, продемонстрировав, что он ощущает.
Интересно, как долго Габриэль ему лгал? Несколько дней? Несколько недель? Несколько лет? И ощутит ли Энн тот же привкус предательства?
— Приспосабливайся к моему ритму, — сказал он и вошел так глубоко, чтобы забыть того человека, забыть Габриэля, чтобы остались только он и она. — Сейчас я стисну твой клитор, а ты стисни меня. Приготовься, я выхожу.
— Майкл… — вздрогнула Энн.
— Ш-ш-ш… Расслабься, а теперь крепче. Теперь ты поймешь, что я ощущаю внутри тебя. Еще крепче. Стискивай, отпускай — так. же, как бьется сердце. О Боже! Вот так! Хорошо! C'est bon. Мне так хорошо с тобой, Энн. — Майкл потерся щекой о ее шею, вдохнул ее аромат и прислушался к бушующей в ее теле страсти.
Сути Энн Эймс. Но как долго это может продолжаться? Прерывистое дыхание совпало с ритмом их движений. На левую грудь упала чистая капелька влаги. Что это? Дождь, слеза или пот?
Он плакал только тогда, когда над ним издевался враг. А враг в это время смеялся. С тех пор Майкл не плакал ни разу.
Он обнял Энн, прижав ее ладони к ее груди, И, преодолевая сопротивление, слился с ней воедино. И тогда исчезло все на свете, кроме движений его пениса у нее во влагалище и подрагивания клитора между пальцами. Не осталось ни прошлого, ни будущего…
Время остановилось. И она закричала:
— О Господи! Мишель… О Мишель!
Тогда он укусил ее в шею, чтобы прекратить ее крик и не позволить словам сорваться с собственных губ: «Мое имя не Мишель, а Майкл».
А в грезах ждала его Диана. Плоть почернела от жара, белокурые волосы пожрало пламя. Именно такой он видел ее в последний раз. «Я люблю тебя, Мишель!» — «Не делай этого, Диана. Разреши помочь. Черт возьми, я могу тебе помочь! Дай мне возможность». — «Ты не способен мне помочь, mon amour, но можешь воссоединиться со мной».
