— Ты рад, что после пребывания в Лондоне мы возвращаемся в Дувр?
— Рад, сэр. — Он заставил себя казаться подобострастным, хотя единственное, что хотел, — убить старика и разом покончить со всем.
Он так часто убивал. Чего же теперь колеблется?
Но он прекрасно знал причину своих колебаний. Страх держал его в повиновении, как охраняющих усадьбу дрессированных псов.
— Что-нибудь еще нам понадобится, сэр? Бескровные губы больного скривились в ядовитой улыбке.
— Я слышал, миссис Гетти — твое доверенное лицо?
У него моментально онемел позвоночник. Дело было только во времени, чтобы всплыли его свидания с вдовой поварихой. Не оставалось сомнений, что кто-то из поощряемых высоким жалованьем слуг счел себя обязанным шепнуть, что лакей увечного хозяина таскался на кухню чаще, чем самый разнесчастный поваренок.
Он понравился миссис Гетти, быть может, она его даже полюбила, но отнюдь не стала доверенной. Иначе он бы не исполнял повелений человека в инвалидном кресле. И дай Бог, чтобы его хозяин как можно быстрее скончался от естественных причин.
Колеса приведены в движение, и теперь их ничто не могло остановить.
— Все устроено в соответствии с вашими приказаниями, — доложил он бесцветным голосом.
— Замечательно. — Калека не скрывал своего удовлетворения. — Теперь можешь отправляться блудить с моей кухаркой.
Он повернулся, немного помедлил, рука легла на дверную ручку. Но вопрос неожиданно сорвался с его губ:
— Зачем?
Не было никакой разумной последовательности в событиях ни в прошлом, ни в настоящем. Инвалид взял книгу в кожаном переплете. Он больше не обращал внимания на слугу, пропустил мимо ушей его вопрос, вообще не хотел видеть в нем человеческое существо.
Но слуга и не ожидал ответа.
Ему еще ни разу не ответили.
Оставалось выполнять приказания и надеяться, что господин не рассердится.
На его веки упала тень, и в тот же момент он услышал похожий на выдох звук.
Смерть пришла!
Майкл моментально пробудился и увидел над собой лицо дворецкого Рауля. Тревога прогнала остатки сна. Его обоняния коснулись земные запахи: ночной любви, пота и роз. Сквозь тонкие желтые шелковые шторы просачивался бледно-розовый рассвет.
Ночь кончилась, дождь перестал.
Лицо дворецкого выглядело изможденным, тусклый свет масляной лампы смазывал знакомые черты. На его голове все еше красовался ночной колпак — белая шерсть контрастно выделялась на фоне смуглой кожи Рауля. Дворецкий явился в одной рубашке из шотландки.
Он не походил на человека, который собирался убивать. Беглый взгляд успокоил Майкла: у Рауля, по крайней мере в руках, не было никакого оружия.
— В чем дело? — тихо спросил Майкл. На его левой руке покоилась голова Энн, а ее мягкие ягодицы прижимались к его бедру. Глубокое дыхание свидетельствовало о том, что она спала — пресыщенная, принявшая в тело его семя. Майклу не хотелось без нужды ее будить.
Если бы без нужды… Майкл понял, что не сумел бы достаточно проворно дотянуться до тумбочки, чтобы спасти Энн. Он высвободил руку из-под ее головы. От недостаточного кровообращении рука затекла.
— В чем дело? — повторил он шепотом.
— Месье Габриэль… — Рауль тоже понизил голос, чтобы не потревожить спящую женщину.
— Что с ним? — Майкл моментально напрягся.
— Прибежал посыльный от месье Гастона… Майкл содрогнулся от недоброго предчувствия. Гастон был управляющим в доме свиданий.
— И что?
— Мальчишка утверждает, что у них случился пожар и месье Габриэль попал в огонь,
Кровать покачнулась под Майклом.
Габриэль попал в огонь.
Сгорел.
Стал восьмой жертвой.
Энн сквозь сон почудились голоса. Потом приснилось, что Майкл укутывал ее одеялом, словно она ребенок, а ребенком ей никогда не доводилось себя ощущать. Он поцеловал ее в щеку, и женщина почувствовала на коже печать его дыхания. Наконец он задул лампу и куда-то исчез.
Но оказалось, что это не сон.
Простыни успели остыть, хотя и остались влажными. А влажная кожа меж ее бедер горела. Майкл заставил ее позабыть об осмотре у гинеколога. Каждый дюйм ее тела пылал после соприкосновений с покрытой волосом плотью мужчины. Как будто Майкл пробил туннель в самые сокровенные уголки ее существа.
Энн лежала не шевелясь, стараясь ощутить внутри диафрагму. И не могла. Тусклый утренний лучик просочился сквозь желтый шелк штор. В третий раз Энн просыпалась в постели мужчины. В третий раз Майкл извергнул в нее свое семя.
Мускусный аромат, не похожий на запах пота, забивал благоухание роз. Энн осторожно выбралась из постели и освободилась от скрученных простыней, в которых запутались пряди ее волос. Сами простыни тоже отдавали незнакомым мускусным ароматом.
Энн встала и инстинктивно поджала пальцы на холодном полу. Теплая влага потекла по ее бедрам.
Майкл! Женщина провела пальцем по бедру и поднесла к свету. На подушечке осталась вязкая белая субстанция — мужская сперма. Она и пропитала простыни и ее тело мускусным запахом.
Энн положила ладонь на живот, вспоминая бурное извержение семени, и внезапно испытала необыкновенную жажду — развлечений, встряски, любви. Всего, что являлось запретным плодом до недавнего времени.
Она подняла простыни и осмотрела их; влажные круги свидетельствовали об их страсти.
Майкл целовал ее в промежность, потом в рот. Правоверная старая дева испытала бы отвращение, но Энн больше не чувствовала себя старой девой. Она ощущала себя женщиной, которая испытала все дамские причуды. Энн аккуратно вытерла палец о шелк и оставила на простыне влажные следы.
На шезлонге были сложены обтянутые шелком с прикрепленными к ним розовыми лепестками коробки. Энн поддалась любопытству и открыла у верхней крышку. В коробке лежал васильково-серый шелковый с шерстью двубортный жакет с по-военному высоким воротником и серебряными пуговицами.
В следующей она нашла шесть пар шелковых панталон с кружевной отделкой и лентами. Посреди апреля наступило Рождество.
Мадам Рене прислала шелковые рубашки, шелковые нижние юбки, черный атласный корсет, шелковые чулки. До смешного игривый турнюр с шестью рядами бантиков. Сумочку. Шляпку. Туфли. Одежда шикарной женщины, а не усохшей старой девы.
Последняя коробка была длиннее остальных. В ней лежала васильковая юбка со складками и плетеным серебряным пояском.
Мадам Рене оказалась мастером смешения изящества и простоты. И за свою работу не иначе запросила целое состояние. Энн решила, что будет носить ее шедевры. И наденет сразу же, как только примет ванну.
