– Я желаю тебе счастливой и достойной жизни, Филипп, mon ange, – прошептала она. На нее накатила мощная волна усталости, и она тут же провалилась в сон.
Испытывая невероятное утомление, Уилл забрался в кровать рядом с Элоди.
Во время их последнего разговора он хотел перебить ее, возразить, сказать, какая она уникальная и красивая женщина. Но ему еще не удалось придумать средства, способного вывести Элоди из ее нынешнего состояния. Женщина без дома, без семьи, без сына – любые его слова она восприняла бы лишь как красивые, но пустые заверения.
Он хотел признаться, что она слишком много для него значит, чтобы позволить ей принести себя в жертву ради спасения Макса. Но как она могла ему поверить, когда каждый его шаг с тех самых пор, как прибыл в Вену, был нацелен на достижение именно этой цели?
Будучи не в состоянии выразить словами или примирить борющиеся в его душе клятвы верности, Уилл обратился к Элоди на единственном языке, который его не подвел бы. Нежно развернул к себе ее податливое тело.
Она что-то сонно забормотала, когда он стал целовать ее, затем обхватила его голову ладонями и теснее прижала к себе. Он углубил поцелуй, одновременно лаская ее, а когда она целиком раскрылась перед ним, вошел в ее лоно, демонстрируя, сколь велика его привязанность к ней.
Потом Элоди задремала в его объятиях, изнуренная и удовлетворенная. Уиллу не спалось, разум раздирали противоречия. Будучи не в силах отыскать удовлетворительное решение, он снова и снова прокручивал в голове подробности их последнего разговора, как крупье рулетку.
В детстве и в годы службы в армии выживание всегда зависело от правильного, а главное, быстрого решения. Но в этот раз он с самой Вены тянул с окончательными выводами. В Париже их отношения прошли через фазу предательства и воссоединения, но и здесь он не сумел придумать, каков будет последний акт в разыгрываемой ими игре. Однако откладывать дольше нельзя, до прибытия в Англию совсем мало времени. А он до сих пор не был уверен, как следует поступить.
Максу он обязан жизнью. Элоди – он отдавал себе в этом отчет – завладела его сердцем.
Вечный скиталец, он никогда не задумывался о том, чтобы остепениться и поселиться в одном из поместий, приобретенных им в последнее время. Не помышлял о жене и детях.
У него не было дома, который он мог бы предложить Элоди, да и граф в мгновение ока положил бы конец их отношениям. А если он решит нарушить клятву, данную Максу, ради женщины, которая погубила жизнь Макса, кузенов он тоже лишится.
Уилл пожалел о том, что Макс не живет в глуши Нортумберленда, тогда у него было бы больше времени обдумать дальнейшие действия.
Ради Макса он готов пожертвовать собственной жизнью, но не хотел, чтобы это сделала Элоди. Хотя он и запрещал себе думать об этом, после нападения на нее в Карлсруэ и похищения Сен-Арно он больше не мог закрывать глаза на правду. Он влюбился в Элоди Лефевр.
Уилл не знал, чего ожидать от этого чувства, но уж точно не ерунды вроде брось-сердце-к-ее-ногам или подари-ей-драгоценности-чтобы-затащить-в-постель. Его любовь сопряжена с глубокой привязанностью, от которой воздух казался свежее, солнце ярче, а вино слаще, потому что она разделила его с ним. Чем дольше он находился рядом с ней, тем большее испытывал желание обладать ею, стать для нее единственным, удовлетворять. Потеряв ее, он разом лишился бы радости, восторга, наслаждения и уподобился бы механической кукле, шестеренки и рычажки в которой вращаются, заставляя подражать движениям живых людей, а внутри пустота.
Он просто не мог потерять Элоди.
Подобное признание ничуть не облегчило задачу. Хотя Элоди и желала его физически, она никогда не выказывала к нему иной привязанности. И все же, испытывает она к нему глубокие чувства или нет, у него не было ни малейшего желания везти ее в министерство иностранных дел давать показания. Что бы там ни говорили Армитадж и Мерлонвилль, Уилл полагал, что для нее это слишком опасно.
Вместо того чтобы оставлять ее в одном из своих поместий, а самому ехать в Лондон, выяснить, каких доказательств достаточно для восстановления доброго имени Макса, им, возможно, лучше отправиться прямиком к нему. Кузен, прекрасно разбирающийся в тонкостях работы министерства иностранных дел, сможет точно сказать, есть ли у нее возможность оправдать его, но при этом не свидетельствовать лично. С помощью письменного показания под присягой, например, которое Уилл смог бы собственноручно доставить, как только благополучно увезет ее подальше от Англии.
При этой мысли его сердце сначала забилось быстрее, потом снова замедлило бег. Он нахмурился. Если Макс сочтет, что нет иного способа восстановить его доброе имя, кроме личного выступления Элоди перед трибуналом, он может заставить Уилла так поступить. А она в ее нынешнем состоянии согласится.
Не лучше ли, обогнув южное побережье, добраться до Фалмута, а оттуда сесть на корабль, отплывающий в Америку? Вот только у него нет при себе достаточно средств для подобного путешествия, и ему придется прежде нанести визит своим банкирам в Лондоне.
А возможно, стоит поехать к Максу и в личном разговоре объяснить, почему он не может исполнить данную ему клятву. Макс человек не мстительный и, даже понимая, что навсегда лишится возможности построить политическую карьеру, для которой рожден, не станет заставлять Уилла рисковать жизнью любимой женщины.
При мысли о том, что он предстанет перед кузеном, которому обязан всем, что у него есть, Уиллу становилось не по себе. Граф заявит, что у него никогда не было чести, но Макс-то верит в него!
Итак, поскольку уж он решил предать Макса, необходимо пойти на полный разрыв. Проехать через Кент, не заезжая к нему, забрать в Лондоне деньги и сразу же спешить в Корнуолл, где можно сесть на отплывающий в Америку корабль. Максу он напишет позднее, когда Элоди окажется в безопасности от французских и английских законов.
При мысли о том, что придется бросить единственную семью, которую он когда-либо знал, и лишиться уважения единственного человека, расположением которого дорожил, Уилл вскочил с постели и принялся шагать по комнате. Его сердце болезненно сжималось в груди. Сделав несколько кругов и посмотрев на спящую Элоди, он понял: если уж выбирать между Максом, кузенами, дружбой, семьей, честью и Элоди, он выберет ее. Они поедут в Лондон, заберут деньги и сразу же отплывут в Америку.
При мысли о предательстве у его во рту появился горький привкус, он осознал, каким бесславным окажется немедленное бегство. Макс верил в него, помогал и поддерживал, невозможно просто взять и исчезнуть. Нужно хотя бы набраться мужества сообщить об этом Максу лично. Он не станет добавлять к своему позору еще и трусость. Макс, конечно, попытается повлиять на его решение, но точно не станет задерживать, подвергать Элоди опасности, заявив на нее властям.
