Чета де Ремюза, которая недавно перебралась вместе с другими близкими друзьями Наполеона и Жозефины в квартал между Тюильри и Мальмэзоном, принимали своих гостей в доме своих друзей, полковника Сутарда и его супруги. Карета Филиппа остановилась возле дома номер двадцать четыре, и через несколько минут Анжела уже находилась в компании той женщины, о которой столько ей рассказывала мадемуазель Оре.
Клэр де Ремюза была удивительно красивая женщина, с высоким лбом, правильным аристократическим носом и прекрасными серо-зелеными глазами, в которых светился зрелый ум. В них появились признаки одобрения, как только она бросила первый взгляд на Анжелу.
— Я так ждала этой встречи.
— Я тоже, — тепло подхватил месье де Ремюза.
— Я так рада быть здесь, я просто в восторге, — просто, без кокетства, сказала Анжела. — Филипп с такой любовью отзывается о вас обоих.
Их проводили в салон, меблированный в элегантном стиле Людовика XV, — пастельного цвета обивка стульев и диванов отлично гармонировала с мягкими тонами великолепного обюссонского ковра. По углам комнаты, прямо на полу, стояло несколько китайских ваз, в которых были помещены искусно подобранные букеты цветов, высотой не менее пяти футов — это были гладиолусы, сезон для которых еще явно не наступил, объединенные для остроты восприятия с громадными белыми и золотистыми хризантемами. Повсюду на столах и комодах были разложены забавные безделушки.
Филиппа с Анжелой представили гостям: бледному молодому виконту Руладу, белокурой, с острыми глазками мадемуазель Берто, постоянно улыбающейся мадам Сутард и ее весьма воинственному мужу, месье Фуше и мадам Дидеро, которая была одной из фрейлин Жозефины. После взаимных представлений прерванная в связи с их приездом беседа снова возобновилась. Гости Огюста де Ремюза обсуждали циркулирующие при дворе Первого консула слухи, которые, спустя всего десять лет после революции, были страстно увлечены идеей восстановления во Франции монархии.
— Вы прибыли домой в благоприятный момент, — сказал месье де Ремюза Филиппу. — Многие наши руководители считают, что сейчас, когда революция достигла поставленных перед собой целей, нам нужен сильный человек, способный навести в стране порядок, в котором нуждаемся мы все.
— Вы имеете в виду Наполеона? — воскликнула Анжела, вспомнив вдруг слова дядюшки Этьена, называвшего его "человеком с амбициями"
На лице мадам де Ремюзо отразилось сомнение.
— Простолюдина посадить на трон?
— Конечно, Наполеона, — подтвердил ее муж. — Кто бы смог сделать то, что он уже сделал?
— Совершенно верно, — поддакнул полковник Сутард.
— Ясно, о чем думает Наполеон, — признала мадам де Ремюза. — Не напрасно он окружил себя эмигрантами-аристократами. Когда я высказалась по поводу излишней роскоши последнего, данного Жозефиной бала, Наполеон объяснил мне, словно извиняя ее за это, что французам нравится монархия со всеми ее внешними проявлениями.
Анжела рискнула обменяться взглядами с Филиппом, но потом поспешила, любуясь цветами, сказать комплимент мадам Сутард.
— Как приятно видеть эти чудесные цветы в такое холодное время года!
Улыбнувшись, мадам Сутард сказала:
— Они, конечно, из оранжереи. Нужно поблагодарить за них Клэр.
— Вы, несомненно, привыкли к теплому климату, не правда ли? — заметила мадам де Ремюза. — У вас даже зимой все цветет?
— Да, мадам! Сейчас время азалий и рододендронов. Зацветает множество кустов и деревьев. — Потом началась оживленная беседа о Луизиане, о том, насколько она отличается от южных департаментов Франции, которых Анжела еще не видела. За разговором они потягивали аперитив. Тем временем Анжела заметила, что Филипп со своим кузеном увлечены беседой.
Через полчаса мадам де Ремюза, взяв Филиппа под руку, направилась вместе с ним в столовую. Ее муж предложил свою руку Анжеле. За ним последовали остальные гости. Шествие замыкали полковник Сутард с женой, так как они теперь переложили свои обязанности хозяина и хозяйки на плечи четы де Ремюза.
Стол был накрыт с таким изобилием и элегантностью, который заставлял усомниться в том, была ли в этой стране революция. Вино наливали в хрупкие хрустальные кубки, а свет свечей в хрустальной люстре играл бликами на великолепных по красоте сервизах из фарфора и серебра. Вселяющий во всех страх месье Фуше, который, судя по всему, был связан с полицией, сидел справа от нее. Филипп занял место на другом конце стола, между хозяйкой и мадам Дидеро. Милейшая мадам Сутард сидела прямо перед ним.
Когда месье Фуше ответил на какой-то вопрос Огюста де Ремюза, беседа за столом снова вернулась к политике.
— Все из-за этих вызывающих беспокойство заговоров с целью покушения, мы уже, знаете ли, раскрыли несколько подобных. Это заставило нас подумать о том, что нам нужна корона, чтобы спасти жизнь Наполеону, — объяснял он сложившуюся обстановку Филиппу. В конце концов убийца хорошенько подумает, прежде чем поднять руку на королевскую особу, освященную самим Богом.
— А разве он не заигрывает с папой? — спросила мадам Дидеро.
— Меня забавляют его претензии, — заметил виконт почти безжизненным тоном, — после совершенного им чудовищного преступления, убийства принца королевской крови.
— Это неудачно рассчитанное, несчастное дело заставляет меня подвергнуть сомнению истинность его благоволения к возвращающимся эмигрантам, как меня в этом убеждали здесь, — печально сказал Филипп.
— Герцога де Энгиенского казнили не по прямому приказу Бонапарта, — резко вмешался месье де Ремюза, пытаясь внести коррективы в беседу. — Напротив, несчастный герцог предстал перед расстрельным взводом за два часа до того, как от Бонапарта прискакал гонец с приказом генерала пощадить его жизнь.
Слуга в ливрее стал подавать на закуску жирных, сдобренных чесноком виноградных улиток.
— Ну, а разве он не наделил назначенную им комиссию по расследованию заговоров полномочиями жестоко наказывать всех преступников, покушавшихся на его жизнь?
Анжеле показалось, что в голосе молодого виконта звучало озлобление.
Их хозяин тут же раздраженно отреагировал на его слова.
— Это никак нельзя назвать разрешением на казнь Бурбона! Генерал, в чьих руках он оказался, сам испытывал угрызения совести и послал записку Бонапарту, в которой просил разрешения на расстрел. Но Бонапарт ему в этом отказал.
— Но свой отказ Бонапарт задержал и выслал его только тогда, когда уже было поздно, — не унимался виконт.
— Наполеон в это время был взбешен, поверьте мне! — продолжал объяснять де Ремюза. — Он заперся в своем кабинете и не велел никого впускать к себе, даже Жозефину. Поверьте, ему были нужны Бурбоны, чтобы укрепить свою власть.
