Им исполнился уже месяц, а Роман все не возвращался, и Китти решила, что пора дать им имена. Она сделала соответствующие записи об их рождении в старой семейной Библии Джентри и оставила немного места на случай, если Роман захочет дать им еще по одному имени. Со дня их рождения она не получила от мужа ни одного письма, но младенцы не давали ей ни минуты покоя, и даже несмотря на постоянную помощь Эстер, у Китти не было свободного времени, чтобы слишком беспокоиться.
Но когда прошел второй месяц, а она так и не получила от него ни строчки, даже заботы о близнецах не могли уже рассеять ее тревоги. Она знала, что Роман никогда еще так долго не молчал. Может письмо затерялось в пути? Но нет, скорее всего, там что-то случилось. Путь Романа домой был связан с рекой Огайо, и его лодку могли перехватить дикари… От этой мысли Китти сходила с ума.
Однажды в полдень она вынесла из дома близнецов в тень от двух больших вязов в дальнем углу двора и уложила их на матрас, чтобы они подышали свежим воздухом, пригоняемым со стороны реки порывами ветра. Пододвинув к себе корзину с прохудившейся одеждой, она принялась за штопку. К ней подошла Селия, чтобы полюбоваться младенцами.
— Я оставила зелень на кухне. Госпожи Эстер там не было, — сказала она.
— Она пошла на реку — посмотреть, принесла ли ее старая гусыня потомство.
Поблагодарив девочку за зелень, она вдруг услышала, как возле реки залаял Мишка, и до нее донеслось слабое ржание лошади со стороны амбара.
— Кажется, возвращаются папа с Эрлом и Джеймсом, — вздохнула Селия. — Они ездили сегодня утром к старому дому — расчищают там еще одно поле под маис.
Китти кивнула и снова вернулась к своему занятию. Вдруг она вскинула голову, прищурилась: ей послышался голос Романа.
— Китти!.. — снова донеслось до нее, теперь уже громче и яснее.
Вскрикнув, она вскочила на ноги и отбросила в сторону корзину. Ноги ее задрожали.
— Ах, Селия… — прошептала она, бросая быстрый взгляд на девочек, — присмотри за ними, прошу тебя! Я сейчас.
— Куда все подевались? — снова раздался голос Романа.
Китти, подобрав юбки, стремглав побежала к дому, прямо к нему. Он стоял в своих старых грязных бриджах из оленьей кожи, словно никуда и не уезжал, не встречался в Филадельфии и Нью-Йорке с самыми влиятельными людьми — руководителями нового молодого союза штатов.
— Роман! Роман! — Она весело смеялась, когда он приподнял ее и закружил, осыпая поцелуями. Он целовал ее снова и снова… и сердце ее так сильно стучало, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди от счастья.
— Китти… Китти… — только и повторял он, — ты даже себе представить не можешь, любовь моя…
Китти не в силах была оторвать взгляд от его бронзового лица, от белоснежных зубов.
— Могу, могу… — шептала она. — Боже мой, как же я по тебе скучала…
Он поставил ее на ноги и, обнимая, не сводил с нее глаз.
— Ты похудела, — встревожился он.
— В самом деле?
— По-моему. — Он засмеялся, и в глазах его вспыхнули озорные искорки: — Кроме них… — Он ткнул пальцем в ее полные, налитые молоком груди. — У тебя, правда, они всегда были большими для такой крохи, как ты.
Китти улыбалась, пытаясь предугадать, что он скажет, когда узнает, почему они у нее так округлились.
— Ты получила мое письмо, в котором я сообщал о своем приезде? — спросил он.
— Нет, Я не получила от тебя ни одной весточки за два… почти три месяца! Я вся извелась, Роман!
Он лукаво улыбнулся.
— Прискорбно, любовь моя. Может, оно теперь лежит, размокшее, на дне Огайо… а может, еще и придет — через неделю… или через месяц, — добавил он, улыбаясь во всю ширь.
Озираясь, он посмотрел на реку, на густой лес возле нее.
— А где же мальчики? Я никого не видел по дороге.
— Они пошли на ручей удить рыбу: там неглубоко и безопасно для маленького Трейса, — сказала она. — А Том со своими сыновьями сейчас на нашем старом пепелище… — она осеклась. — Ты знаешь, мне нужно о многом рассказать тебе…
— Мне тоже. Пошли в дом.
Он обнял ее за талию и сделал шаг к хижине, но Китти, услышав, как заплакала одна из девочек, замерла… Плач становился все сильнее, и она знала, что сейчас он перейдет в громкое вытье: подошло время кормления.
Роман, склонив голову набок, вопросительно глядел на нее.
— По-моему, я слышу плач ребенка.
Китти кивнула. Они завернули за угол дома и увидели Селию с двумя близнецами в тени вязов.
— Сразу двое? — прошептал он, удивленно улыбаясь. — Кажется, на сей раз Полли перестаралась. Почему ты не написала мне об этом ни слова?
Прижав ее к себе покрепче, он громко поздоровался с Селией. Ему всегда нравились младенцы, и он, присев на корточки, старался получше их разглядеть. Китти с волнением наблюдала за ним: нужно все рассказать ему, но не при Селии.
Саманта с покрасневшим личиком сучила ножками и тихонько выла — она всегда требовала, чтобы ее накормили первую. Роман поглаживал ее рукой.
— Ну тише, тише… — уговаривал он ее, расцветая улыбкой.
Девочка заикала, но плакать перестала. Мэри просто дергала кулачками и складывала похожие на розанчик губки, с серьезным видом разглядывая их обоих.
— Что это… — сказал он, и у Китти оборвалось сердце — так резко муж изменился в лице: оно сначала нахмурилось, а затем просветлело немым удивлением, когда Роман внимательно рассмотрел их ярко-рыжие волосики… потом похожие на сердечко личики… потом темно-голубые глаза, уже приобретающие сиреневый оттенок…
— Боже мой… — пробормотал Роман.
Повернувшись, он посмотрел на Китти, и в его взоре она прочла непоколебимую уверенность.
Селия скосила глаза на Романа и Китти и опустила голову.
— Я п-пойду… — заикаясь, выговорила она и, не дожидаясь ответа Китти, побежала прочь.
Роман снова повернулся к младенцам.
— Клянусь кровью Христа… это наши дети… — пробормотал он голосом потрясенного до основания человека. — Вот это сюрприз!
Китти кивнула, и он громко расхохотался:
— Да ты посмотри на них! Как же я не догадался с первого взгляда? Почему ты молчала об этом?! — Он с укоризной качал головой. — Ладно. Все объяснишь потом, а сейчас я хочу подержать на руках своих…
— Дочерей, — мягко сказала Китти.
— Дочерей, — повторил он, и что-то в его глубоком рокочущем баритоне ее успокоило.
— Сейчас ты держишь на руках Саманту, — объяснила Китти. — У мамы есть сестра, которую так зовут. А вот Мэри. — Она подняла с матраса второго близнеца.
У него загорелись глаза:
— Так зовут мою мать… Значит, в ее честь?
