– Ты скажи ему при случае, что фрязинов во Владимире до него никогда не видали. Или он нашими русских зовет?
Но София Фоминична не скоро сумела поговорить с приглашенным мастером, у нее были свои заботы, она на сносях…
Второй ребенок родился через два месяца после Пасхи. Это снова была дочь, которую назвали Феодосией. Радоваться бы, София и радовалась, хотя очень ждала сына.
Фиораванти, сам того не ожидая, помог Софии пережить эту «неудачу». То, что творилось на площади, где сначала невиданным способом разрушали стены прежнего собора, потом копали глубокие, куда глубже обычного, рвы под фундамент, забивали огромные сваи, отвлекло всех от рождения княжны и от самой княгини.
Осенью Иван Васильевич ушел в Новгород, нет, не войной, напротив, пошел суд рядить, как полагается государю. Фиораванти взял с собой, все равно зимой строительство невозможно, а в походе мастер пригодился – он построил наплавной мост через Волхов и следил за артиллерией.
А София снова носила ребенка и, конечно, снова мечтала о сыне…
В мае наконец на крепком фундаменте начали возводить стены. Все лето росли стены, рос и живот Софии. Она по-прежнему старалась не показываться на людях, Иван Васильевич приходил к супруге поговорить, да и то изредка, но София понимала, что надо вытерпеть и это. Присказка была одна:
– Ничего, вот рожу сыновей, тогда все и изменится.
Прикладывала руку к животу, вопрошала:
– Как ты там, родной?
И не было заботы важней, чем выносить вот это дитя.
Ей бы носить еще месяц, на Константина и Елену должна родить, Константином в честь деда-императора и назвали бы. Но ночью вдруг скрутила неведомая боль все внутри, заставив застонать. На схватки не похоже, да и рано. София испуганно терпела, покусав губы до крови, гладила живот, успокаивая дите и себя, но получалось плохо, ребенок рвался наружу.
Когда стало крутить поясницу, поняла, что все-таки схватки, но решила никому не говорить, свекровь не звать. Непохожесть этих родов на предыдущие внушала ей уверенность, что уж на сей раз сын! Да, конечно, именно так рождаются сыновья – с криками и болью, но София согласна вытерпеть все, только бы родился мальчик.
Великого князя привычно не было дома. Он не ездил на рати, как делали до него московские великие князья, но нередко уезжал на богомолье в монастыри либо просто в вотчины по делам, много и с удовольствием охотился.
Но то, что Ивана Васильевича с Иваном Молодым не было на Москве, к лучшему, мужчинам ни к чему присутствовать при родах, это женское таинство, и чем меньше людей знает о роженице, тем лучше.
София мечтала родить сына тихо, без звериных воплей, которые издают роженицы, потому все время схваток терпела, стискивая зубы.
Евлампия и сенные девки бестолково топтались вокруг, не зная, чем помочь. Одна из девок предложила истопить мыльню да отвести княгиню туда, но София категорически не желала, чтобы ее надежда и гордость родился в темной мыльне.
– Нет! Я рожу так, как это делают в Риме и делали в Константинополе.
Но шли час за часом, а родить легко и молча не удавалось. София теряла силы, чувствуя, что умрет вместе с ребенком.
Одна из девок вопреки запрету все же сообщила великой княгине. Мария Ярославна прибежала, отдала нужные распоряжения и через час в жарко натопленной мыльне на свет появилась девочка. Она была такой маленькой и слабенькой, что сумела лишь открыть глазки, на крик сил не осталось. Позови София на помощь сразу, все могло случиться иначе. А, может, и нет, слишком рано девочка попросилась на свет.
Мария Ярославна обнадежила:
– Бог даст, выживет, хотя слабенькая очень. Крестить успели бы, худо, ежели некрещеная в мир иной отойдет.
Крестить успели, назвав Еленой, но и только. Крошечный гробик и первое материнское горе. София ничего почувствовать не успела, лежала едва живая, почти ничего не понимая, не слышала, не чувствовала.
Уж после, когда плакала горькими обидными слезами в опочивальне, пришла великая княгиня, присела, погладила по волосам, пожалела:
– И-и… милая… Сколько их, детушек, рождается да умирает? К этой дочери ты и привыкнуть не успела, на руках не подержала, а у меня старшенький четырех лет умер, Симеон и двух не прожил, а дочка больше – десяти лет была, когда умерла от горячки. Вот когда тяжело – когда твое дитя, выстраданное и сил полное, недужит, а ты помочь не можешь. Вы молодые, сильные, будут еще детки, будут…
Мария Ярославна была права, у Ивана и Софии родилось еще много детей. А тогда София рыдала не только из-за умершей крошечной дочери, но куда больше, что это снова дочь, а не сын.
По Москве снова ползло: деспина сыновей рожать не способна. Что с нее возьмешь – римская жидкая кровь. О том, что царевна византийская, не вспоминали.
Одно хорошо: дочери царевны вместе с их матерью не были опасны никому. Даже Иван Молодой, уверовав, что брата-соперника не будет, смотрел с усмешкой, но не так зло и ревниво.
Ивану Васильевичу тоже не пришло в голову утешать: мало ли деток умирает, едва родившись?
А вот старый врач Софии Феодосий Христопуло решился на трудный разговор с великим князем. Понимал, что может головы лишиться, но он был стар, а княгиня еще молода, и если ценой собственной жизни Феодосий мог спасти ее жизнь, он был готов это сделать.
Иван Васильевич разговору удивился. Да и кто бы не удивился, услышав такое:
– Государь, царевна уже третьего ребенка рожает за три года. А ведь она еще не привыкла к здешней погоде, ей трудно. Если еще также часто дети будут, то она погибнет. И детей осиротит.
Глаза Ивана Васильевича прищурились, в них появился именно тот блеск, который не сулил ничего хорошего.
– Это княгиня тебя просила со мной поговорить?
Врач замахал руками:
– Что вы, государь! Если царевна узнает, она меня сама убьет. Нет, это я из своего опыта говорю. Надо немного подождать… потерпеть…
– Сколько ждать?
– Год… два…
Говорил старый грек и гадал: сразу его великий князь убьет или сначала в тюрьме подержит. Но тот пробурчал:
– Что ж мне, в опочивальню не ходить?
Христопуло набрался храбрости и пообещал:
– Зато после сыновья пойдут.
– Почему ты уверен?
И снова грек сказал то, в чем уверен быть не мог, но он спасал жизнь своей госпожи, своей любимицы, ведь лечил их семью еще в Морее, знал все их секреты, а царевна, уезжая из Рима, не бросила старика пропадать.
– Так всегда бывает.
– Ладно… иди…
Не сразу послушал грека Иван Васильевич, заглянул в опочивальню жены, да и остался. Не прошло из четырех месяцев, как случилась трагедия – у государыни начались страшные боли и рези, а потом и выкидыш.
