— Я думаю, что вы пожалеете о своем решении, Эмма Норткот. А если это как-то связано с Эдвардом Стрэтхемом, то вам следует еще раз хорошенько подумать. Я видела, как вы разговаривали с ним на карточном вечере у леди Мисборн. Использовать его, чтобы подтолкнуть Девлина к женитьбе, — это одно дело. Но тут что-то другое. Я совершенно уверена, что Стрэтхем метит в более крупную рыбу, чем вы, Эмма. Полагаю, вы сами это понимаете. Для меня не новость, что молодых дам привлекают мужчины, которые… как бы это сказать… необузданны, диковаты и опасны. Разбойник может заставить сердце женщины трепетать. Я тоже была молода, хотя теперь это трудно представить. Но поверьте, что бы вы себе ни навоображали, то, чего хочет от вас Стрэтхем, не имеет никакого отношения к женитьбе.
Нед стоял у пустого очага в кабинете своего дома на Кавендиш-сквер. Роб сидел в одном из соседних кресел.
— Ты наверняка уже слышал о том, что Девлин сделал ей предложение, а она ему отказала, — сказал Роб.
Нед кивнул:
— Слышал.
— Это из-за тебя?
— Она ненавидит Девлина. Она винит его в том, что случилось с ее братом, — сказал Нед, не отвечая на вопрос. Он сделал паузу. — Я собираюсь рассказать ей правду о том, кто я.
— Зачем? — Роб уставился на него, как на человека в припадке безумия. — Ты с ума сошел?
— Я люблю ее, Роб.
Его друг вытаращил глаза. Он никогда в жизни не слышал от Неда таких слов.
— Я не знал.
— Я тоже. Пока не сел за карточный стол напротив нее.
— Черт! — прошептал Роб.
— Да, — согласился Нед. — Именно так.
— Рассказав ей, ты рискуешь всем.
— Мисборн поставил свою подпись. Он не даст обратный ход.
— А остальное? Все остальное? — Роб покачал головой. — Ты можешь потерять все.
— Значит, так тому и быть. Хватит с меня этой шарады. Я не могу жениться на другой. И не могу спокойно сидеть и смотреть, как она выйдет за другого. Я люблю ее!
— Но если ты ей расскажешь… ты потеряешь ее. — В глазах Роба светилась боль.
— Но как я смогу быть с ней, если не расскажу ей всего? — Нед покачал головой. — Как я смогу просить ее стать моей женой? — Он понимал правдивость слов друга, но понимал и то, что должен это сделать. — Она имеет право знать правду. Чтобы сделать осознанный выбор, если для нее существует этот выбор. Я не стану ее дурачить. Не стану врать ей. И пусть будет так, как карта ляжет.
Роб отвел взгляд.
— В конце концов, она ведь одна из них, Нед.
— Она не такая, как ты думаешь. В каком-то смысле она одна из нас.
Роб покачал головой:
— Ты хорошо подумал? О том, к чему это ведет?
— В последнее время я ни о чем не могу думать. — Нед взглянул на своего друга. — Я сегодня же расскажу ей все. Полковник Морли дает бал. Леди Ламертон в списке гостей.
Наступила недолгая пауза, пока Роб переваривал всю важность того, что должно было произойти. Его лицо побелело.
Нед достал из ящика письменного стола лист бумаги и протянул его Робу.
— Ты был мне добрым другом, Роб. Что бы ни случилось сегодня вечером… с тобой будет все в порядке.
— Спасибо, Нед. — Роб сунул чек в карман.
Нед взял бутылку джина, стоявшую наготове на круглом столике. Налил им обоим.
— Для храбрости, — сказал он, опускаясь в кожаное кресло напротив Роба.
Роб взял джин и поблагодарил друга. После некоторых колебаний он спросил:
— Ты сказал, что любишь ее. А она тебя любит?
— Полагаю, она думает, что любит.
— Мне жаль, Нед. Я никогда не представлял, что…
— Я тоже.
Они сидели в этом роскошном кабинете, отделанном красным деревом, и, погрузившись в тишину, потягивали джин из хрустальных стаканов.
Потому что оба понимали, что Эмма Норткот не станет любить его, после того как он расскажет ей правду.
В первую же минуту, когда Эмма вошла в бальный зал дома полковника Морли, она услышала обрывки шепота насчет ее и Девлина, и поняла, что совершила ошибку, рассказав об этом леди Ламертон. Не обращая внимания на сплетников, она сосредоточила свое внимание на том, о чем беседовали леди Ламертон, миссис Морли, миссис Хилтон и леди Рутледж. Однако ее насторожили слишком частые взгляды, которые они бросали в другой конец зала. Посмотрев в ту сторону, Эмма увидела Неда с его управляющим. Они разговаривали с мистером Дейлом.
К дамам подошел лакей с подносом, на котором стояли бокалы с лимонадом, и, предлагая напитки, тайком сунул в руку Эммы записку.
Она открыла рот, чтобы спросить, кто послал его, но лакей уже отошел, пробиваясь дальше в толпе гостей. С трепещущим сердцем Эмма решила, что сама знает ответ. Ее глаза отыскали в зале Неда. Она почувствовала, как сжалось сердце при мысли о том, что их связывало, почувствовала, как оно рванулось в попытке сбросить цепи, сковавшие его, почувствовала, как отчаянно оно рвется на свободу.
Казалось, записка вибрирует у нее в кармане. Эмма понимала: то, что хотел сказать ей Нед, должно быть исключительно важным, раз он рискнул послать ей письмо.
Их взгляды встретились и на секунду задержались друг на друге. Его лицо было серьезным, внимательным и сосредоточенным. Брови опустились вниз. Эмма почувствовала, как внутри все холодеет от волнения.
Она отвернулась и, наклонившись к леди Ламертон, шепотом извинилась, что должна отлучиться. Леди Ламертон продолжала внимательно слушать историю, которую рассказывала леди Рутледж. Она едва взглянула в сторону Эммы и кивнула, показывая, что не возражает.
Эмма снова бросила взгляд на Неда и вышла из бального зала.
Остановившись в холле перед большим шкафом-витриной, она достала записку. Развернув ее дрожащей рукой, пробежала глазами несколько слов, написанных черными чернилами. Ее глаза широко раскрылись, сердце замерло.
Записка была не от Неда, однако Эмма без колебаний последовала тому, что она предписывала. Сунув листок в карман, она сделала глубокий вдох и, остановив проходившего мимо лакея, спросила, как пройти в кабинет полковника Морли.
— Работы на месте уже начались, как вы хотели, — говорил стоявший рядом с Недом мистер Дейл.
Нед видел, как лакей сунул Эмме записку. Видел, как она незаметно положила ее в карман, посмотрела ему в глаза, потом отвернулась и шепнула что-то на ухо леди Ламертон. Дейл продолжал говорить.
— Хорошо. Держите меня в курсе, как будут идти дела. Прошу меня извинить, сэр. — Нед проследил взглядом за Эммой и пошел к выходу.
Гардины в кабинете были опущены. Горели лишь несколько свечей в одном из канделябров, и их дрожащее мерцание было единственным источником света в темноте.
