— Так мы плывем в Англию?!
— Да, именно в Англии наш порт назначения. Были когда-нибудь в Англии?
— Нет.
— Странное место, очень скучное и старомодное, кое в чем даже похуже Бостона. Ладно, ладно, не сердитесь! Там полно всего, что считается добродетельным, почтенным, приличным и правильным. Однако определенные кварталы Лондона так кишат борделями, тавернами и ворами, что Сан-Франциско по сравнению с этим городом просто ребенок.
— Что за вещи вы говорите леди!
— О, да, ужасно, не так ли? Вам это, разумеется, ни чуточку не любопытно, равным образом как этим утром вы вовсе не проявляли никакого любопытства к мужской анатомии!
Кетрин залилась румянцем до самых корней волос, и начала было говорить, но предпочла затем просто плотно сжать челюсти. Он улыбнулся и продолжил:
— В некотором смысле Англия очень похожа на Юг, очень заботится о своей аристократичности и обо всем, что с этим связано: верховая езда, охота на дичь, приемы и пикники… Думаю, вам будет интересно.
— Если вы будете со мной, то нет! — резко ответила Кетрин.
Хэмптон ухмыльнулся:
— Кажется, вы не возражали против моего общества сегодня утром.
— Пожалуйста, не бросайте этот камень в меня. Я потеряла рассудок и была очень взволнована. Я не знала, что делаю. День перед этим выдался весьма беспокойный.
Он подавил смешок.
— Моя дорогая Кетрин, лишь вы одна в мире способны назвать свое похищение, захват корабля, спектакль с прыжком за борт, драку со мной, выстрел из пистолета и насильственное лишение вас девственности такими слонами — «весьма беспокойный день»!
Ее глаза зло сверкнули:
— Ну, ладно, можете забавляться, если вам угодно! Но, по-моему, здесь нет причины для веселья. Полагаю, что вы низкое, Порочное, бесчеловечное животное!
— Боюсь, что вы не одиноки в своем мнении. О, Кетрин, иди сюда! — он протянул руки, и привлек ее в свои объятия, и баюкал ее, словно дитя, прижавшись щекой к ее волосам. — Хорошая моя девочка, я вовсе не хотел сделать тебе больно. Прости меня за страдания, причиненные тебе прошлой ночью, и поверь мне, будь это твоя первая брачная ночь, ты испытала бы точно такую же боль, просто на моем месте был бы угрюмый лейтенант Перкинс. Нет сомнений, ты права, боюсь, я и в самом деле мало похож на джентльмена. От высшего света Чарльстона я слышу это уже много лет. Обычно, когда я хочу что-нибудь, я иду и беру это, и к дьяволу все последствия. Я хотел тебя, и я недостаточно благороден, чтобы стоять рядом и наблюдать, как ты растрачиваешь себя зря ради этого холодного, мрачного янки.
— Как смеете вы так говорить о лейтенанте Перкинсе! Вы не стоите его мизинца!
— Пожалуйста, не превозноси достоинств своего жениха. Я уверен, что он превосходный гражданин Америки, но у меня нет желания говорить о нем. Послушай, Кетрин, я виноват, я причинил тебе зло, но ты же не можешь отрицать, что увлечена мной…
— О, — вскричала Кетрин, — какой же вы самоуверенный человек!
— Моя дорогая, — он пощекотал своим носом ее ушко, — я же слышал, как ты стонала от удовольствия, чувствовал, как ты движешься, стараясь тесней прижаться ко мне, я видел в твоих глазах пламя желания.
— О, пожалуйста, не нужно! Мне так стыдно! — прошептала она.
— Ради бога! Это же совершенно естественно, хорошо и даже правильно! Кетрин, перестань сопротивляться мне. Дай мне вытащить тебя из твоей пуританской раковины, позволь мне научить тебя, позволь мне убрать все эти чопорные препятствия на пути к счастью. Почему бы нам не объявить перемирие, забыть наши прошлые разногласия и начать все по-новому? Давай будем просто Кетрин и Мэттью и насладимся друг другом. Беседовать друг с другом, доставлять друг другу удовольствие, открыть тысячи восхитительных ощущений, о которых ты никогда и не подозревала!..
— Нет! — она вырвалась из его рук. — Я уступила от слабости этим утром. Но никогда снова! Я презираю вас, я ненавижу вас, вы олицетворяете для меня все, к чему я всегда питала неприязнь. Вы жестокий, бездушный злодей, и теперь, надругавшись надо мной, причинив мне боль, исковеркав мою жизнь, даже не задумавшись над этим, вы говорите: «Давай забудем и простим друг другу. Все, что тебе следует делать, это добровольно смириться со своим унижением!» А я не хочу смириться! Я не какая-то слабая, легкомысленная девочка, чтобы увлечься вашими льстивыми и красивыми речами! Я сделана из материала покрепче. Вы не найдете во мне желанного партнера по постели. Я буду сопротивляться вам все время.
— Значит, мне придется насиловать вас каждый раз, когда я захочу обладать вами?
— Да.
Он бросил на нее недолгий взгляд, а затем пожал плечами:
— Пусть так. Вы все делаете только хуже для себя. Это мне не помешает. Я овладею вами, когда только захочу. Но не могу гарантировать, что вы при этом получите удовольствие.
— Не угрожайте мне, капитан Хэмптон! Вы не испугаете меня! Хуже вы уже мне ничего не сделаете!
Его густые брови насмешливо поднялись:
— Вы так думаете? Очевидно, вы очень наивная девушка!
Кетрин почувствовала прилив страха, она вдруг ясно осознала его силу, она почти физически ощутила его власть. Она вспомнила, каким он мог быть безжалостным. Его нежность этим утром заставила ее забыть его подлинную суть. Если ему что или кто примется мешать, он не будет мягким и снисходительным. Чтобы скрыть страх, она сказала:
— Разумеется, вы правы, я, в отличие от вас, не искушена в искусстве пыток.
У Хэмптона даже губы побелели, словно она его ударила. Он сказал напряженно:
— Как обычно, мадам, у вас нет никакого представления о том, что вы говорите.
Она собралась было запальчиво возразить ему, но стук в дверь прервал их спор. В каюту с подносом вошел Пелджо. Напряжение в каюте не оказало совершенно никакого воздействия на этого человека с обезьяньей наружностью. Он весело ухмыльнулся, его зубы блеснули белизной, ярко выделившись на фоне смуглой кожи. Поднос с ленчем он поставил на стол. Выходя из двери, он обернулся и подмигнул им обоим.
— Какой чудной человек, — сказала Кетрин, почувствовав себя неудобно.
— Да, — сухо произнес Хэмптон. — Немного странный, но исключительно верный тому, кому отданы его симпатии, как сейчас, в случае с вами.
— Я уверена, что для вас это будет неожиданностью, капитан, но есть люди, которым я нравлюсь.
— Для меня это вовсе не неожиданность. Мне вы тоже нравитесь… иногда, когда мне не хочется задушить вас.
Кетрин не смогла скрыть веселой улыбки. Она принялась жадно поглощать ленч, и ее примеру последовал Хэмптон. Оба обнаружили, что их настроение улучшается по мере наполнения желудков. К концу ленча молчание превратилось из гнетущего в обычное.
