Такими мыслями Катриона старалась заглушить проснувшиеся было угрызения совести. Отец, разумеется, совсем не предполагал, что дочь воспользуется приданым, чтобы покинуть мужа. Ну, что ж! Сами виноваты! В конце концов, это они вынудили ее совершить такой отчаянный шаг.
– Ваш чемодан готов, – доложила горничная. Катриона поблагодарила ее и дала несколько монеток.
– Меня внизу ждет карета. Попросите метрдотеля проследить, чтобы мой багаж был погружен немедленно.
Она подошла к буфету, где лежал конверт с документами и билет Питера, вырвала из записной книжки листок и, взяв перо и чернила, написала мужу послание: «Покидаю тебя навсегда…». Больше она не могла придумать ни единого слова.
«Это просто смешно! Что можно сказать бесчувственному человеку, назвавшему себя укротителем Катрионы Сильвано? Он все равно ничего не поймет!»
Она разорвала страницу пополам, сделала из нее конверт, и уверенным и твердым почерком написала: «Лорду Питеру Фитэйну». Затем быстро сняла с руки оба кольца и вложила их туда.
«Пожалуй, это будет более красноречивым, чем любые, даже самые жестокие слова. Увидев кольца, он поймет, что Катриона Сильвано покинула его навсегда!»
Оба конверта она оставила на буфете на самом видном месте, чтобы Питер мог сразу их заметить.
Закончив все дела, молодая женщина спустилась вниз, где ее ждала карета, к крыше которой уже был прикреплен дорожный чемодан.
Катриона вздохнула с облегчением лишь тогда, когда ступила на палубу корабля. Она сразу же пошла в свою каюту и заперла дверь, потом уселась на чемодан и прижала к груди мешок с приданым.
Через час, когда корабль уже вышел в открытое море, Катриона наконец поднялась, чувствуя себя такой усталой и разбитой, как после большой стирки во Фридженти.
В дверь тихонько постучали – это была служанка, пришедшая помочь ей распаковать вещи.
– Подойдите через час, – попросила Катриона. До прибытия в Марсель нужно было выбрать себе подходящее имя. Называть себя миледи нельзя ни в коем случае. На чем же остановиться? Синьора Сильвано? Миссис Карлэйл? А может быть, взять какое-нибудь вымышленное имя? Например, Кэтрин Джонс или Смит? Так будет значительно легче замести следы.
Она засунула под подушку мешок с приданым и поправила наволочку, чтобы никто не мог догадаться, что там что-то спрятано. Затем накинула поверх дорожного платья шерстяной платок и вышла на палубу, чтобы в последний раз взглянуть на Италию.
Теперь бояться было нечего: даже если лорд Фитэйн и узнал, что она села на «Морскую волшебницу», то ему ничего не остается, как только помахать ей вслед рукой.
Придя к такому выводу, Катриона мстительно усмехнулась.
Вдруг у нее из глаз хлынули слезы и ручьем потекли на поручни корабля, в которые она судорожно вцепилась руками. Молодая женщина собиралась хорошенько выплакаться, когда останется одна и будет в полной безопасности, но ей и в голову не приходило, что плакать придется так горько и так скоро.
Корабль уже набрал полный ход, а Катриона все еще не могла унять рыданий. Там, за бортом, оставалась ее родная земля, которую нельзя было даже разглядеть хорошенько из-за застилавших глаза слез.
Наплакавшись вволю и глубоко вдохнув влажный морской воздух, она внезапно успокоилась, и к ней вернулось прежнее хладнокровие. Женщина распрямила плечи и, отвернувшись от скрывшейся в тумане Италии, стала смотреть вперед, в сторону Англии – Катриона Сильвано навсегда прощалась с прошлым и бесстрашно смотрела в будущее.
Когда она направилась в каюту, чтобы начать распаковывать вещи, ее остановил главный стюард первого класса. Лучезарно улыбаясь, он произнес:
– Прошу прощения, миледи, но произошла досадная ошибка – вас поместили в чужую каюту. Но ничего страшного, ваша каюта гораздо просторнее и комфортабельнее. Мы сейчас перенесем ваши вещи и проводим вас туда. Вы позволите?
Катриона хотела было последовать за стюардом, но вдруг с ужасом вспомнила о мешке с деньгами, спрятанном ею под подушкой.
– Сначала я должна зайти на минутку в старую каюту, – взволнованно сказала она. – Возможно, там остались мои вещи, которые я успела выложить из чемодана.
В дверях каюты Катриона столкнулась с двумя матросами, выносившими ее чемодан. Она проскользнула мимо них и вытащила из-под подушки заветный мешок.
«В следующий раз нужно быть осторожнее. На таком роскошном и большом корабле, без сомнения, должен быть сейф, где пассажиры хранят ценные вещи. Придется и мне положить туда мешок с приданым и взять расписку».
Когда они пришли на другой конец корабля, стюард открыл дверь новой каюты и, отступив на шаг, вручил Катрионе ключ.
– Надеюсь, вам будет удобно, миледи, – сказал он с поклоном.
– Благодарю, – ответила она и, распахнув дверь, тут же захотела захлопнуть ее снова. Силы покинули ее и молодая леди ухватилась за дверную ручку, чтобы не упасть.
Посреди каюты стоял ее чемодан, а рядом с ним три таких же, тех самых, которые она оставила в римской гостинице. Смотревший в открытый иллюминатор супруг Катрионы, от которого она бежала из Рима, повернулся к ней и смерил ее пристальным взглядом.
От этого взгляда Катриона побледнела, как смерть, однако муж как ни в чем не бывало сказал:
– Заходи, Катриона, и закрой, пожалуйста, дверь.
Онемевшая от страха жена машинально выполнила его распоряжение, а затем бессильно прислонилась к закрытой двери.
– Жаль, что ты не поставила меня в известность о своем желании отправиться домой через Марсель, – сказал он тихо, и от звука его голоса у Катрионы побежали по телу мурашки. – Я бы никогда не отказал тебе в любой просьбе, конечно, в пределах разумного.
Когда Питер сделал несколько шагов по направлению к своей беглянке-супруге, она крепко прижалась к двери всем телом.
– Ты что, боишься меня, Катриона? Не может быть! Таких людей, как я, женам нечего бояться, если только они не давали для этого серьезного повода, – сказал он.
Официант немедленно принес меню, когда лорд Фитэйн, не посоветовавшись с насмерть перепуганной женой, объявил, что собирается отобедать в каюте.
– Ты не подвержена морской болезни, Катриона? – с холодной вежливостью спросил он, в то время как два стюарда наводили блеск в каюте и расставляли корзины с цветами и фруктами.
Видимо, лорд проявил исключительную щедрость и великодушие, если вся прислуга на корабле заглядывала ему в рот и проявляла готовность выполнить любое его распоряжение. Правда, Катриона имела все основания усомниться, что подобное поведение распространяется и на нее.
– Я… я не знаю. Я никогда не путешествовала на корабле, разве только по Тибру, с тобой.
