Это-то раздвоение и позволяло Андре продолжать его обычную жизнь. Он до того не входил в нее, что механически выполнял все свои обычные действия. Ничто из того, что он тут делал или говорил, не имело для него значения. Все это касалось поддельного Андре Моваля и не занимало настоящего. Этот последний жил в состоянии экзальтации и очарования, как в каком-то заколдованном сне. Действительность останавливалась для этого Андре у залы коллекции Грандидье, которая, со своими эмалированными сосудами, походившими на цветы в саду грез, со своими нефритами, напоминавшими плоды какого-то лунного фруктового сада, казалась ему как бы преддверием того волшебного царства, в которое он был перенесен. Тут начинался сон. С этого мгновения все в нем сменялось с такой неожиданной и быстрой легкостью, что Андре пребывал как бы пораженным и заколдованным. Он с каким-то восторгом припоминал различные события, которые осуществили его счастье. Они составили ряд образов, кончавшихся тем, что г-жа де Нанселль входила в мастерскую Антуана де Берсена. Он снова видел ее, стоявшую перед ним. Он снова видел то покорное и страстное движение, с которым она бросилась к нему на грудь. Потом уста их сомкнулись, и наступило долгое молчание, немое объятие, забвение всего, переселение в новый мир, откуда он не возвращался, и сладострастный образ которого постоянно сохранял с собою.
С тех пор ежедневно, после обеда, молодая женщина приходила к нему на улицу Кассини. Иногда она оставалась там всего несколько мгновений, иногда она проводила там целый день. Всякий раз один и тот же нетерпеливый порыв устремлял их одного к другой и соединял в пылком и молчаливом объятии. Они нисколько не испытывали той потребности, которая обыкновенно заставляет любовников объяснять друг другу свою любовь. Они не ощущали никакого любопытства узнать прошлое и интимную жизнь друг друга. Им было достаточно согласования их желаний. Казалось, они откладывали на позднейшее время более близкое знакомство. Видеть друг друга, касаться друг друга, вдыхать друг друга — доставляло им наслаждение само по себе полное, и выше которого они, казалось, ничего не желали…
Сидя на кровати, откуда он вставал, чтобы отыскать одну из ламп мастерской, он смотрел, как она проворно одевалась. Порой, проходя возле него, она останавливалась для короткой ласки. Он задумался. Скоро она уйдет. Они расстанутся, потом, попозднее, через несколько часов, он увидит, как она войдет в гостиную, где будет находиться он сам среди других лиц, где будут г-н и г-жа Моваль. При этой мысли он не испытывал никакого смущения. Ему казалось, что это не одна и та же г-жа де Нанселль, та, которую он увидит, и та, что была здесь, и, бросая ему в лицо его галстук, весело кричала ему:
— Я сейчас буду готова, Андре, поторопись.
Когда он надел свою одежду, ее туалет был окончен. Они прошли через мастерскую.
В прихожей Андре сказал молодой женщине:
— Нужно предупредить тетушку Коттенэ, что мы уходим. Ах да, я скажу ей, чтобы на завтра она завела часы!
Г-жа де Нанселль бралась за ручку двери:
— Дело в том, голубчик, что я не знаю, могу ли я прийти завтра. Я боюсь, что буду, занята. Я тебе скажу сегодня вечером. Я иду вниз, ты найдешь меня в фиакре. Я не отпустила его, потому что в твоем квартале не найдешь ни одного. Это не особенно осторожно, ну да все равно!
Когда Андре направился к г-же де Нанселль, она поджидала его, опустив занавеску:
— Ты меня проводишь? Но я тебе запрещаю целоваться, мои волосы не держатся. Дай адрес кучеру…
Когда Андре Моваль вернулся в свою комнату, чтобы наскоро приготовиться к обеду, им овладело некоторое смущение. Скоро здесь будет та г-жа де Нанселль, которую он еще недавно держал в своих объятиях. Эта мысль, сначала оставлявшая его равнодушным, теперь беспокоила его. Обе г-жи де Нанселль, которых он отделял в своей мысли, теперь соединялись в ней. Сколько бы он ни хотел разобщать их в своем уме, они, тем не менее, составляли одну и ту же личность. Жизнь сильнее мечты. Впервые Андре заметил, что у г-жи де Нанселль не было тех двух отдельных существований, которые он ей приписывал и из которых лишь одно его занимало. Его любви придется считаться не только с одним из двух, но с обоими существованиями… Разве он только что не получил доказательства этого, когда молодая женщина сказала ему, что на следующий день она, быть может, не будет иметь возможности прийти на свидание? Г-жа де Нанселль улицы Кассини зависела от г-жи де Нанселль улицы Мурильо. Его любовница не была существом фантастическим. У нее была жизнь помимо их страсти. Она выделяла из нее несколько часов, которые дарила ему; но перед этим и после она принадлежала обязанностям, от которых она не могла всецело освободиться. Для того чтобы покориться одной из этих обязанностей, она обедала сегодня вечером у г-на и г-жи Моваль. И Андре почувствовал, как его руки дрожат, завязывая бант галстука, его руки, ласкавшие это прелестное тело, гибкие и тонкие линии которого он узнает через ткани, скрытой прелестью которого будет любоваться каждый и благоухающей и сладострастной тайной которого он владеет!..
Гости г-на и г-жи Моваль собрались в гостиной; не хватало только г-на и г-жи де Нанселль. Там были г-н и г-жа де Мирамбо без племянницы, проделывавшей в ортопедическом заведении запоздалый курс лечения для выпрямления своего горба. Все горячо восхищались теми жертвами, которые г-жа де Мирамбо приносила для блага своей племянницы. М-ль Леруа болтала с г-ном дю Вердон де Ла Минагьер. Г-н дю Вердон де Ла Минагьер был новым знакомым. Недавно поступивший в Мореходное Общество по рекомендации крупных финансовых тузов, он был баловнем канцелярии, и г-н Моваль был с ним предупредительно любезен. Изящный и красивый мужчина, с хорошей родней, с большой протекцией, он служил с аристократической небрежностью. Слывя за искусного стрелка из пистолета, он участвовал во всех состязаниях и выиграл немало ставок. Его левый глаз постоянно закрывался под влиянием тика, как бы прицеливаясь в воображаемую мишень. Г-н Моваль посмотрел на свои часы:
— Хе, хе! Наши друзья Нанселли опаздывают.
Г-н дю Вердон подмигнул:
— У красивых женщин дни бывают так заняты! Не правда ли, Моваль?
Несмотря на разницу в возрасте, г-н дю Вердон де Ла Минагьер называл г-на Моваля просто по фамилии. Г-н Моваль терпел эту фамильярность, не переставая считать ее иерархически неуместной. Он выносил и многое другое, как, например, то, что г-н дю Вердон обращался с ним, как с охотником до женщин и до любовных приключений. Г-н Моваль с тревогой ждал какой-нибудь дурной шутки со стороны дю Вердона. Наконец дверь открылась, и появилась г-жа де Нанселль.
