Погода была просто великолепная. Светило солнце, и после трёх дней добровольного заточения дома каждая клеточка моего тела жаждала тепла и свежего воздуха.
Оставив прохладный офис мастера, я надел очки и с деловитым видом побрёл вперёд без определённой цели, разглядывая витрины магазинов и людей на улицах.
Мне пришла в голову мысль, что я давно не гулял просто так. Всё больше носился по делам, смотрел только на часы и боялся потерять драгоценные секунды. Город торопился, люди суетились и бежали куда-то. А я шёл просто так, предоставленный самому себе. Только потому, что мне этого хотелось.
Минут через тридцать я набрёл на книжный магазин и, по своему обыкновению, застряв там на целую вечность, с улыбкой получившего подарки ребёнка вынес оттуда светло-зелёный пакет с несколькими новинками. После этого я купил небольшую бутылку сока, так как жажда мучила меня уже давно, и, усевшись в парке, принялся за одну из купленных книг.
Мадам моего визита не ждала – сюрприз удался.
В доме было очень шумно, что меня удивило. Обычно в такой час все отдыхали.
Готовились к вечеру, если говорить точнее.
– Привезли мебель, – пояснила хозяйка коротко, прикуривая от зажжённой мной спички. – Ужасный бардак. Сбиваюсь с ног. Как ты, гадёныш? Я давно тебя не видела.
– Дела? Смотря в каком плане…
– У тебя есть дурацкая привычка всё усложнять.
– Марика здесь?
– Она собирается уезжать. Можешь заскочить к ней ненадолго.
Я повернулся и пошёл по направлению к лестнице, но мадам заговорила снова.
– Но только после того, как мы закончим разговор. И не поворачивайся спиной к даме, сукин сын!
Я обернулся.
– Но ты ведь сказала, что занята?
– Если ты хочешь, чтобы тебя отпоили коньяком, лучше говорить прямо. И не надо мне вот этих спектаклей а-ля "я никому не нужен".
Стоявшая рядом Ада прыснула со смеху.
Мадам кивнула ей с улыбкой.
– Если что-то понадобится, дорогая – я у себя.
Я не нуждался в том, чтобы меня отпаивали коньяком – но всё же милостиво принял предложение мадам. Мы сидели на её балконе и смотрели на город.
Мадам размышляла.
– Ты наломал слишком много дров. Тебе впору ставить у себя дома камин.
– Дело в том, что я немного запутался со всем этим. То есть… я не могу сказать, что остался равнодушным к тому, что мне сказала Надья. Я, конечно, могу сыграть всё, что угодно. И могу сделать какое угодно лицо. Но это совсем не значит, что я чувствую то же самое.
– Думаю, ты понимаешь, что ты – центр всего этого, гадёныш. Да?
– Думаю, ты понимаешь, что я и понятия не имею, что мне делать?
– И не дерзи мне. Ты ужасно себя ведёшь! Пора тебя отшлёпать.
Я посмотрел на остатки коньяка в бутылке и после секундного колебания разлил всё по рюмкам.
– Может быть, мне уехать? Куда-нибудь подальше?
– Как бы далеко ты не уезжал, от себя ты не уйдёшь. Ты любишь эту женщину, Брайан. Просто не хочешь себе в этом признаться. Ты даже представить себе не можешь, как это больно – каждое утро открывать глаза и думать о том, что на расстоянии вытянутой руки есть твой человек. Но этот человек твоим никогда не будет. Только потому, что он не верит самому себе. А Надья… Надья странная женщина. Но одно я могу сказать тебе точно – она не для тебя. И ты не для неё.
Тем более.
Я разглядывал крошечную птицу, которая вальяжно расхаживала по перилам балкона.
– Не верит самому себе? Что это значит?
– Ты и сам прекрасно знаешь, что это значит.
Я прижал ладонь к груди.
– И ещё у меня в последнее время болит сердце.
Мадам назидательно подняла палец.
– Тебе надо всерьёз заняться своим здоровьем. Меньше пить. Меньше курить.
И в подтверждение своих слов она закурила.
– Знаешь, – сказал я, – мне иногда кажется, что это просто какая-то дверь, которую я не могу открыть. Или же не хочу.
– Во всяком случае, ключ от этой двери существует в единственном экземпляре. И ты – тот человек, который держит его у себя.
Когда я поднялся к Марике, она накладывала макияж.
– Проходи, – сказала она, закрывая рукой лицо. – Я скоро.
Я присел в кресло, рассеянно полистал журнал. В комнате пахло духами и ещё чем-то, похожим на тропические фрукты, играло радио. Я вспомнил попытку Марики скрыть незаконченный макияж – и улыбнулся. Почему-то в памяти у меня возник период отношений с Маденой – и её ужасная привычка красить губы в общественных местах.
Впрочем, Мадене до леди было далеко.
– Я убрала в комнате, – заговорила Марика, появляясь на пороге. В зубах она держала шпильки, которыми намеревалась закрепить причёску. – Будто знала, что ты придёшь! Как здорово. Надеюсь, ты не принёс плохих вестей? В последнее время их многовато.
– Нет-нет. Что случилось?
Марика положила на диван небольшой рюкзак и устало опустилась рядом. На ней были голубые джинсы, светлая рубашка и удобные спортивные туфли. Можно было подумать, что она собралась в поход. Или же ей предстоит проделать долгий путь автостопом.
– Маме стало хуже. Её положили в больницу. Придётся уехать – даже не знаю, насколько. Я очень за неё волнуюсь. – Марика помолчала, потом глянула на часы. – О, ещё куча времени!
– Тебя подвезти?
– Нет, не стоит. Я прогуляюсь. Люблю гулять пешком.
Марика заварила зелёный чай, и мы расположились в крошечной, но очень уютной кухне.
– Почему ты не на работе? – спросила меня она.
– У меня нет жёсткого графика. Обычно я появляюсь в офисе только два раза в неделю.
– А ты никогда не рассказывал мне, чем ты занимаешься…
Я размешал сахар и выложил ложечку на блюдце.
– Какая непростительная ошибка! Я специалист по арабскому миру. В основном, анализирую конфликты и то, что происходит на Ближнем Востоке вообще. Кроме того, занимаюсь научной работой. Переводы, статьи по истории и политологии.
Командировки, пресс-конференции… и всё в таком духе.
– А как ты всё успеваешь?
Я пожал плечами.
– Просто мне интересно – в этом весь секрет. Любимым делом я могу заниматься сутками. А ещё я планирую продолжать учиться. Магистр. Доктор. Может, буду преподавать. Арабский, история ислама. Только я не люблю строить такие дальновидные планы.
Марика задумчиво разглядывала свою чашку.
– Это здорово. Я тоже хотела пойти учиться. На юриста. Но мой отец был против.
Он говорил, что эта профессия – не для меня. Потому что примерная девочка из еврейской семьи должна быть либо медсестрой, либо учителем.
Я поднял на неё глаза.
– Из еврейской семьи? Я и думать боюсь, как бы твой отец отреагировал на известие о том, что ты… близко знакома со мной.
– Потому, что ты не еврей? Это глупости!
