— Я доберусь сама, — сказала она. — Справлюсь как-нибудь...
— Умоляю, прости меня! — крикнула ей вслед леди Маргерит.
Сердце Элинор билось так, словно она сама была виновна в смерти Ады.
— Не упрямьтесь, — сказал ей Вильерс, — это наконец глупо. Я обязан подстраховать вас на этой лестнице.
Оказавшись на верхней площадке, она сказала:
— Я никогда не желала ей зла. Но я... я желала оказаться на ее месте.
— Благодарите Бога, что сейчас вы на своем месте, а не в ее холодной могиле, — ответил Вильерс.
Элинор представила себе Гидеона стоящим над могилой Ады с цветами и венками и, чтобы не упасть, схватилась за перила.
Вильерс подхватил ее на руки и отнес в спальню. Странно, но ему показалось, что она весит не больше одной из его дочерей.
— Вы не должны быть здесь, — простонала Элинор.
— Будьте спокойны, я понимаю ваши чувства, — ответил он.
Она вспоминала лицо Ады, ее спокойствие, улыбку и хрупкую красоту. Вспомнила, как та показывала ей новый рисунок вышивки, который придумала сама. Слезы полились из глаз Элинор.
Вилла приоткрыла дверь, но, заметив Вильерса, мгновенно исчезла. Опустившись в кресло, он прижал ее голову к своему плечу, и она всхлипывала, как ребенок. Он молча вручил ей белый платок.
— Я выгляжу ужасно, — сказала Элинор спустя какое-то время и выпрямилась.
— Дайте мне полюбоваться,— сказал Вильерс. — С этими черными полосками на щеках вы похожи на сестрицу зебры.
Она принялась вытирать лицо платком.
— Я должен вернуться к ужину, — сказал он, продолжая оставаться на месте, и внимательно глядя на нее.
— У Тобиаса ваши глаза, вам это известно? — спросила она.
— Лишь бы не мой ужасный нос, — сказал Вильерс, приблизив к ней лицо. — У меня он широкий и толстый, совсем плебейский, а у вас — патрицианский, узкий и прямой.
— Он вовсе не толстый, — сказала Элинор, — просто короткий и широкий.
— Похож на нос старого крестьянского башмака, — усмехнулся он.
— На разбитое седло заезженного коня, — сказала она.
— Правда, это смешно? Я смешон, Элинор? — засмеялся он, пытаясь развеселить ее.
— Ах, Вильерс, мне очень плохо оттого, что она умерла, — произнесла Элинор, — вы верите мне?
— Вы здесь ни при чем. Фальшивое смирение — один из семи смертных грехов,— заметил Вильерс.
Он вдруг сорвал с ее губ легкий поцелуй как напоминание об их взаимной страсти. Если бы не отчаяние, овладевшее ею, она ответила бы ему.
— Вы не должны этого делать сейчас, сразу после похорон Ады, — сказала она. — Я, наверное, была несправедлива к ней, пока она была жива. Я не желала замечать то лучшее, что в ней было. Я была слепа и глуха к ней. А она была ко мне всегда добра.
— Ее доброта не позволит ей сердиться на меня на том свете за эти мои поцелуи.
— Это будет неуважением к ней, — сказала Элинор. — Мы должны соблюдать приличия.
— О, а может быть, вы не желаете моих поцелуев, потому что освободилось место для новой герцогини? Я понял, наконец.
Наступила пауза, после которой Элинор дала Вильерсу пощечину.
— Прошу извинить меня, — произнес Вильерс. — Я не подозревал, что, проливая эти слезы, вы закрываете глаза на очевидное. Теперь я убедился, что вы не думаете ни о чем суетном и земном.
— Ада была совершенством, — произнесла Элинор, — но ей следовало бы знать...
— Знать что?
— О нас с Гидеоном. О том, что мы были близки...
— Были близки, но он предпочел Аду.
— Его отец диктовал ему его выбор, — сказала Элинор.
— Она была совершенством, но никто не любил ее. Она всегда была одна, — заметил Вильерс. — Ее молодой супруг охотно вращался один в обществе. На балу герцогской четы Бомон он тоже оказался один.
— Ее любили все. Но она была такой тихой и покорной, что о ней легко забывали. Ее присутствие в доме было таким неназойливым, оставлявшим столько свободы каждому! Она не стремилась блистать в свете и сторонилась шума, поэтому Гидеон часто оставлял ее. Но он все же любил свою жену! — воскликнула она.
— Возможно, — произнес Вильерс без тени улыбки. — Но теперь, после ее смерти, мир праху ее, перед вами стоит двойной выбор. Вам придется выбирать между двумя герцогами.
— Нет! — вскричала Элинор. — Я даже думать об этом не хочу!
Вильерс снова привлек ее к себе и запечатлел на ее устах поцелуй, прежде чем она смогла опомниться.
— Не играйте мной, — сказал он. — Я отлично видел, как он смотрит на вас и, как вы смотрели на него.
Элинор подумала о том, что Гидеон, возможно, предпочел Аду именно из-за этой ее тихости и застенчивости. А Элинор отпугивала его своей страстностью. Какие все же они разные — Вильерс и Гидеон!
То, что Гидеона в ней пугало, привлекало Вильерса. Последний просто требовал от нее страсти, принуждал ее к ней своими жадными поцелуями. Они были на волосок от полной близости. Она уже давно получила право называть его просто по имени.
— Назови мое имя! — вдруг потребовал он, словно прочитав ее мысли.
— Вильерс!
Он поднялся и привлек ее к себе так порывисто, что она чувствовала каждую из его драгоценных пуговиц на своем теле, а чуть ниже еще и другие «фамильные драгоценности».
Его жезл был велик и силен, он хотел, чтобы она вновь ощутила это.
— Леонард, — простонала она.
Он больно куснул ее в нижнюю губу.
— Леандр.
Теперь было наказано покусыванием ее ушко. Она вдруг ощутила жар, разлившийся по всему ее телу. Они скрестили свои взгляды, в которых сквозила страсть. А потом он склонил свою голову к ее груди и принялся расстегивать ртом пуговки ее новомодного лифа. Он делал то, что обещал чуть раньше. И разумеется, не обнаружил под этим лифом корсета. Его губы свободно скользнули к ее соску.
— Мое имя! — прорычал он.
— Ллойд!
— Вы будете наказаны, — заявил он, скользнув зубами по ее груди.
— Лер! — сдалась она.
Теперь она чувствовала только его губы, а затем он нашел ее грудь и руками и завладел этим сокровищем, утомляя ее своей грубой лаской. Кровь отлила от ее лица.
— Ты согласилась произнести мое имя только под пыткой, — усмехнулся он.
— Ах, — сказала она, задыхаясь, — мы в чужом доме. Вспомните о леди Маргерит!
— Ах, об этой распущенной молодящейся леди с ее добрым дружком Лоуренсом? Им очень повезло, что Лизетт так невнимательна к правилам этикета.
— Мы обязаны соблюдать приличия, — сказала она, отталкивая его руки. — Вам давно пора вернуться к общему столу. Они уже заждались вас. Представляю себе, какие догадки они строят на ваш счет.
— Слишком поздно для подобных сожалений, — сказал Вильерс. — Они хорошо знают, что я нахожусь в вашей спальне, дорогая.
