Тогда как он мог оклеветать Кейт, если только она в самом деле не заслуживала его оценки?
Гарри зашел в тупик.
— Он не мог лгать, — настаивал Гарри. — Он никогда не лгал.
Потому что если он солгал, тогда не лгала Кейт. Мертер забрал ее невинность. А Гарри обрек ее на это.
— Господи, Кейт. Я всю жизнь почитал вашего отца!
Кейт остановилась у двери на кухню.
— А меня вы знали только несколько недель, — язвительно произнесла она.
Гарри обшарил ее лицо в поисках правды и увидел ее. Все, чему он верил, что питало его гнев, рассыпалось в прах.
— Все произошло так быстро. Я был околдован вами. Я подумал, вы, должно быть, ослепили меня.
— Ну, — сказала она, отворачиваясь, — по крайней мере, вы в результате получили офицерский чин.
Гарри положил руку на ее плечо.
— Вы думаете, я хотел этого? Да? Разве я когда-нибудь говорил о желании пойти в армию?
На этот раз утратила уверенность Кейт.
— Моя сестра Френсис говорила, вы очень радовались. Расхаживали перед соседями в форме и хвастались удачей.
— Как еще я мог убедить свою мать, что меня не вышлют из страны в наказание за то, что я поднял глаза слишком высоко? Я не мог оставаться там. Вы это знаете. Ваш отец просто дал мне возможность найти место в жизни где- то еще.
— Но вы так и не ушли из армии, — возразила она.
— У меня обнаружились способности, — выпалил Гарри, зная, как некрасиво это прозвучало. — Пока ваш отец был жив, у меня не было другого выхода. Он мог легко сжить со свету всю нашу семью за то, что у меня хватило безрассудства ухаживать за вами.
— А после?
На этот раз он пожал плечами.
— Я не мог уйти, не закончив дела.
Она долго стояла молча.
Десять лет. Десять лет, украденных в один миг, человеком, который, как считал Гарри, никогда не причинил вреда ни одной живой душе. Это не умещалось у Гарри в голове. Его трясло. А ведь это не его обрекли на кошмарный брак, не его били и держали в темноте.
Боже. Разве можно возместить Кейт то, что она потеряла?
— Почему? — твердил он, все еще находясь в шоке. — Почему ваш отец так обошелся с вами?
Кейт не пошевелилась.
— Если вы это узнаете, пожалуйста, известите меня.
Она произнесла это как-то отрешенно, вдруг ощутив себя совершенно одинокой. Гарри не мог выдержать этого. Было невыносимо думать, что в эти минуты испытывала она. Отец, которого она обожала, незаслуженно обвинил ее в постыдных грехах. А мальчик, которого она полюбила, поверил ему.
Не сводивший с нее глаз, Гарри видел, как на его глазах она распрямлялась, как становилась упругой и твердой ее походка. Не было слез, воплей или проклятий, которых можно было бы ожидать от любого человеческого существа после открытий, сделанных этой ночью. Только не от Кейт. Прямо на глазах Гарри она снова исчезла за прочным, непроницаемым фасадом, который выстроила, защищая себя.
Гарри не мог позволить ей спрятаться за него. Это сделало бы ее еще более хрупкой и еще более жесткой. Если внутри скопится груз предательства, скорби и гнева, он будет терзать ее, пока не разрушит. Гарри никогда не простит себе, если позволит этому случиться. Надо найти способ избавить ее от скорби.
Он знал, что Кейт будет сражаться с ним. Ему повезет, если она не искалечит его. Но это была цена, которую он был согласен платить. Прежде чем она смогла сбежать, он притянул ее к себе. И прежде чем сумела излить на него гнев, сверкавший в ее глазах, поцеловал ее.
Это произошло мгновенно. Виной тому была не обычная искра, проскочившая между ними, а что-то более нежное, мягкое. Что-то, что связывало их. Кейт так идеально примостилась у его сердца, ее тело было таким мягким и податливым, ее волосы струились, как шелк. Когда-то она пахла летними цветами и солнечным светом. Теперь от нее исходил аромат экзотических цветов. Ее рот, широкий, смеющийся, чувственный и язвительный, поглотил его, и Гарри утонул в нем, не издав ни звука.
Сейчас, здесь, глубокой ночью, когда темнота только-только начала отступать на горизонте, он мог бы поклясться, что слышит, как бегут ручьи по их маленькой долине. Он почти чувствовал тепло солнечных лучей на своих плечах, хотя до рассвета было еще далеко. Он наклонялся, его тело вжималось в Кейт, как если бы он хотел в нем раствориться.
На все это потребовалась секунда. В следующую секунду Кейт уже отбивалась. Хотя Гарри и ожидал отпора, его удивила ее свирепость. Кейт колотила его коленями и локтями, затем пустила в ход ногти. Она брыкалась и пиналась; она визжала, как дикая кошка. Не от страха, не в панике — Гарри хорошо знал, какие звуки сопровождают эти чувства. Она была в гневе. В отчаянии. Так прорывалась боль за все, что с ней сделали.
Гарри удерживал ее. Не силой; у Кейт никогда не будет синяков в его руках. Он просто пережидал ее ярость, надеясь, что когда она выдохнется, то поймет: его руки — защита от страха и боли, а не капкан, порождающий их.
Он не знал, как долго она сопротивлялась. Знал только, что утром будет в синяках. Он удерживал ее осторожно и твердо, лаская ее рот от уголков к середине, поцелуй за поцелуем, массируя губами и языком. Кейт была словно одной большой раной, и ему хотелось унять эту боль. Смягчал ее, обольщая, — одна рука на ее талии, другая поддерживает голову — он ждал.
Гарри знал, что рискует; она может возненавидеть его и никогда больше не подпустить близко. Но он не мог дать ей замкнуться в ее безрадостной раковине. Она должна знать, что больше не будет одинокой.
Он чувствовал, как понемногу ее сопротивление слабеет, силы иссякают, протест сходит на нет. Он чувствовал, как ее губы становятся мягче, приоткрываются, совсем немного, но достаточно, чтобы послужить приглашением. Он чувствовал, как в ней рождается дрожь, захватывает мышцу за мышцей, кость за костью и ее самоконтроль начинает разрушаться. И наконец-то, наконец он почувствовал вкус слез на своих губах, и Кейт зарыдала.
Только тогда он выпустил ее губы. Очень осторожно Гарри прижал ее лицо к своей груди и держал так. Он не сказал ни слова; слова были бы лишними. Он держал ее, потому что все ее тело сотрясалось от рыданий. Он держал ее, и десять лет боли, ненависти и страха выходили из нее и улетучивались. Он держал ее, потому что она оплакивала все то, чего ее лишили, заставив страдать. Он потерял ее когда-то. И не мог упустить ее на этот раз.
Кейт словно скатилась к подножию холма и готовилась подняться снова. Постепенно она успокаивалась. Гарри физически ощущал, как она восстанавливала свою крепость, блок за блоком, выпрямлялась, возвращала себе силу, осанку и достоинство. Он знал, что у него осталось совсем немного времени, чтобы утешать и ободрять ее, прежде чем они почувствуют неловкость, и он наслаждался каждым драгоценным мигом. Завитком волос на ее щеке, слезами, которые увлажняли его шею, необоримой гордостью, которая поддерживала ее, когда все остальное было потеряно. Гарри вдруг осознал, что глубоко в его горле рождаются какие-то звуки, как у матери, успокаивающей больно ударившегося ребенка. Он гладил шелковые пряди ее волос. Вдыхал ее необыкновенный аромат и надеялся, что его тепло согревает ее.
