— Нет, ни эта комната, ни соседняя спальня. Обе должны оставаться нетронутыми, — говорила Мэриэнн.
Две горничные, тащившие корзины с щетками, тряпками и полиролью, отвесив вежливые поклоны, поспешили удалиться.
Мэриэнн стояла в одиночестве в желтой спальне и смотрела по сторонам.
Свет, заливавший ее с лестничной площадки, осветил то, что она прежде видела лишь при свечах или дневном свете, украдкой пробивавшемся сквозь щели ставен. Она потянула рукой кремовую льняную скатерть, закрывавшую туалетный столик, и сбросила ее на пол. На крышке красного дерева лежал сломанный на три части черепаховый гребень, украшенный слоновой костью, так, как она оставила его, подобрав обломки с пола. Гребень матери Рейфа. Мэриэнн дотронулась до него, и ее охватило чувство невыразимой нежности, даже перехватило дыхание. Ей стало невыносимо тяжело. Она не сможет вечно прятаться от этого, они не смогут. Ее отец стоял между ними, как молчаливая преграда, которую невозможно обойти.
Мэриэнн ничего не слышала, но какая-то непонятная сила заставила ее оглянуться на дверь. Рейф стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал за ней.
— Я знаю, Мэриэнн, тебе нелегко. Когда ты попала в эту комнату в прошлый раз, все было по-другому.
— Да, совсем по-другому.
— Я поступил… дурно, выкрав тебя у отца. И пусть ни разу не сделал тебе ничего плохого, я виноват. Мне жаль, что я напугал тебя.
— Ты жалеешь, что забрал меня?
Рейф взглянул на нее, немного помедлил и ответил:
— Мэриэнн, я никогда не обманывал тебя. И теперь не стану этого делать. Мой ответ — нет. Я не жалею.
— Даже несмотря на то, что отец не отдал тебе документ?
— Документ здесь совсем ни при чем.
Мэриэнн посмотрела на него.
— Документ очень даже при чем, — ответила она, удивившись злости, с которой произнесла эти слова.
— Да, я похитил тебя из-за него, Мэриэнн. Но он не имеет никакого отношения к тому, что я не жалею об этом. — Рейф помолчал. — И к тому, что я женился на тебе.
— Мы оба знаем, почему ты женился. Ты хотел спасти меня от позора. — Ей очень хотелось, чтобы была другая причина, та, которую она чувствовала в каждом биении своего сердца, которая наполняла все ее существо.
— Тебе известно, что связывает нас. Ты должна знать, что я чувствую к тебе.
Желание. Влечение. Но не любовь. Откуда взяться любви, если знаешь, что разделяет Рейфа и ее отца? Тем не менее от его слов сердце подскочило у нее в груди и забилось сильнее, голова пошла кругом.
— Я должна? — ответила Мэриэнн, не сводя с него глаз. Ей так хотелось, чтобы он произнес эти слова! Наступила неловкая звенящая тишина. Мэриэнн отвернулась, оглядывая спальню. — Это комната твоей матери?
— Да.
— Ставни до сих пор забиты гвоздями.
Рейф не ответил.
— И в соседней спальне тоже. Там спальня твоего отца?
Он кивнул.
Снова пауза. Мэриэнн слышала удары собственного сердца и, как ей показалось, его сердца тоже.
— Что случилось с твоими родителями, Рейф?
И снова тишина. Сначала она подумала, что он не ответит, но чуть погодя Рейф сказал:
— Их убили при ограблении.
— Это ужасно, прости. — Ей стало до боли жаль его.
— В ту ночь ставни были заперты. Я поклялся, что они останутся запертыми, пока человек, виновный в смерти моих родителей, не предстанет перед справедливым судом. — Голос Рейфа звучал ровно и спокойно, лишенный эмоций.
— Справедливость, — прошептала Мэриэнн. Не месть. Словно ледяной палец скользнул по спине Мэриэнн от этих слов. Она вспомнила, как он произнес их в кабинете отца той ночью, которая теперь казалась такой далекой.
— Справедливость, — повторил Рейф.
— Когда они погибли? — Внезапно ее охватило сильное беспокойство.
— В 1795-м, — ответил он.
— Тот мавзолей на кладбище… — Перед ее мысленным взором предстала надпись, выгравированная на камне над входом. «ЭДМУНД НАЙТ, 1795». Только теперь она поняла ее значение.
— Там лежат мои родители.
В груди Мэриэнн похолодело, ее охватил ужас.
— «1795-й, Хаунслоуская пустошь. Документ, который был похищен, в обмен на твою дочь». — Она произнесла слова, указанные в его требовании о выкупе.
— Странно, что он показал его тебе.
— Он не показывал. Это брат. — Теперь ее сердце стучало изо всех сил. Мэриэнн почувствовала дурноту. — То, что случилось с твоими родителями, как-то связано с моим отцом? В этом все дело?
Рейф ничего не ответил, но Мэриэнн заметила, как дернулись желваки над его челюстью и помрачнели его глаза.
— Он мой отец. Ты мой муж. Неужели я не имею права знать?
— Ты имеешь полное право. Но он твой отец. Ты же не думаешь, что мне это безразлично?
Слова Рейфа горькой радостью отозвались в ней. Мэриэнн наконец поняла, почему муж не хотел рассказывать ей все. Он понимал, что она любит своего отца.
— Ты боялся ранить меня?
— Да.
Тем не менее ей нужно знать. Несмотря на свою любовь к нему, она была уверена, что он заблуждается в отношении отца.
— Мой брат ведет поиски в архиве «Лондон Мессенджер» за тот год. Он ищет все, что связано с Хаунслоуской пустошью. Что он там найдет, Рейф?
— Найдет сведения о том, что мои родители были ограблены и застрелены разбойником на Хаунслоуской пустоши.
— Разбойник, — произнесла Мэриэнн. — В том же самом месте, где ты напал на нас с отцом.
Рейф не отрываясь смотрел ей прямо в глаза.
Ей вспомнился его ответ, когда она спросила, что сделал ему отец.
— Когда ты говорил, что он забрал у тебя самое дорогое, ты ведь не имел в виду документ?
— Нет, — тихо ответил Рейф.
— Значит, мой отец и есть разбойник? — Мэриэнн не могла сдержать иронии.
В ответ Рейф невесело засмеялся.
— Стал бы Мисборн марать свои руки. — Он тряхнул головой. — Нет, Мэриэнн. Но он стоял за всем этим. Он заплатил за то, чтобы это было сделано.
— Просто смешно! Ради бога, зачем ему было делать это? — Сердце Мэриэнн громко стучало в наступившей тишине.
Взгляд Рейфа не дрогнул, спокойный, сдержанный и сосредоточенный.
— Он хотел получить документ. И хотел, чтобы моего отца не стало. Моей матери просто не повезло оказаться с ним в тот час.
— Ты не можешь этого знать.
— Знаю, Мэриэнн.
— Откуда?
Рейф видел, что она не верит ему и вопреки всему доверяет отцу. С одной стороны, он радовался, с другой — не мог это принять. Ему не хотелось говорить ей, но он должен был это сделать. После стольких лет ему нужно было рассказать кому-нибудь обо всем. И именно ей.
— Я был там той ночью, — сказал Рейф.
