Дорога была длинная, по двадцать миль в каждый конец. Она обычно выезжала на рассвете верхом, потому что в коляске это было бы слишком долго. И она, и ее лошадь выматывались до смерти.
Она глядела на Бена Смита из-под ресниц, пытаясь его понять. И не понимала. Он ведь, кажется, чего-то или кого-то ждал и все же изъявил желание провести весь день верхом на лошади.
— Если хочешь, — сказала она. — Но дорога туда долгая.
Лицо его на мгновение омрачилось, затем снова сделалось ясным.
— Когда ты собираешься выезжать?
— На заре, — ответила она, затем, уловив знак, подаваемый владельцем салуна, встала. Она бросила на Бена последний долгий взгляд и повернулась к нему спиной.
* * *
Допивая второй стакан, Бен выругал себя за непростительную глупость. Слова слетели у него с языка, и он не мог их удержать. На ее лице появилась такая задумчивость. И печаль. Она стала совсем не похожа на ту веселую болтушку, к которой он успел привязаться.
Он попытался сам себя оправдать: может, ей известно что-нибудь про Логовище. Но тут заговорил голос совести. А что, если приедет Кейн О'Брайен и будет его разыскивать? Черт, да он его здесь уже полтора месяца ждет. Один день ничего не решает.
Время пролетало мимо, как стая гусей, летящих на зимовку к югу.
Ники как раз наблюдала за такой стаей, растянувшейся на небе в лучах восходящего солнца. Рановато гусям лететь на юг, подумала она, наверное, зима будет ранняя. Она надеялась, что этим утром Кейн к ней тоже присоединится, но он так и не появился. Ни сегодня, ни на следующее утро. Ни в один из шести дней, которые прошли с тех пор, как они занимались любовью.
Она знала, что он ее избегает. Еще она знала, что завтра он уедет. Дядя рассказал ей, что Кейн наконец согласился остаться в Логовище после того, как уладит какие-то личные вопросы. Прошлой ночью вернулся проводник, Ситцевый, с новым гостем. Ему понадобится день для отдыха, а затем он сможет отправиться в обратный путь.
Дядя не сомневался, что Кейн вернется. Ники не была в этом столь уверена. Во-первых, за ним охотилась полиция всего Техаса. Кроме того, он, по-видимому, что-то скрывал. Он хранил в душе какую-то тайну, которая пугала ее и в которую она никак не могла проникнуть.
Она внимательно следила за ним, когда он играл с Робином. Даже за улыбкой его скрывались какие-то секреты. Улыбался он не то чтобы фальшиво, но и не от всего сердца. В нем была пустота и одиночество, которых, казалось, никто не замечал. Дядя ее был доволен — и даже очень — перспективой того, что Кейн О'Брайен к ним присоединится. Более того, он давно уже ничему так не радовался в жизни. И Робин тоже бегал за Кейном хвостиком.
Она недоумевала, почему они не замечают того, что ясно видно ей: его отчаяние. Его что-то гложет. Но что? И почему? Эти вопросы не давали ей покоя.
Хотя они и редко оставались наедине, видела она его часто, иногда несколько раз в день — теперь ее дядя ежедневно приглашал его на ужин. После обеда Кейн возился с Робином и ястребом. Иногда она присоединялась к ним, но вчера не пошла. Она не могла больше этого выносить — быть так близко от него, ощущать его прикосновение, когда он помогал ей взобраться на лошадь и слезть с нее, и чувствовать, как он снова отстраняется.
С каждым днем — с каждым мгновением — она ощущала, как он все больше и больше отдаляется от нее.
И как назло, ее любовь к нему с каждым днем крепла. Она пыталась его не любить, но всякий раз, когда видела его, пульс ее учащался и сердце сжималось. Особенно ей нравилось смотреть, как они играли с Робином. Он никогда не разговаривал с ее братом свысока, как другие гости, — наоборот, он поощрял интерес Робина к животным, к окружающему миру. Он никогда не романтизировал войну и не хвалился своими подвигами. И, к ее нескончаемому стыду, она подглядывала за ним, когда он уходил из их дома. Иногда он шел в салун, иногда — в гостиницу, иногда — на конюшню, но к Розите он больше уже не ходил.
Зайдя на конюшню, он обычно через мгновение выезжал оттуда верхом со скоростью пущенной из лука стрелы.
Сегодня вечером, если он опять пойдет на конюшню, она последует за ним. Может, это ее последний шанс увидеться с ним наедине, почувствовать прикосновение его рук, волшебство поцелуя. Сначала она думала, что у нее еще есть время, но он должен был уехать уже завтра, и у нее оставалось всего несколько часов, чтобы убедить его вернуться. Не только ради нее самой, твердила она себе, но и ради ее дяди и Робина.
Вернувшись домой, Ники узнала от угрюмо взглянувшего на нее Митча, что дядя все еще в спальне. Это ее обеспокоило. Он никогда так долго не залеживался в постели. Но, с другой стороны, это давало ей возможность спокойно порыться в вещах дяди Ната.
Когда Митч ушел, Ники пробралась в кабинет дяди и нашла лежавший под ковриком ключ. Она начала отпирать второй ящик письменного стола, но, к ее удивлению, он оказался открытым. Дядя всегда запирал его. Всегда. Она с трудом перевела дыхание. Еще один знак того, что он гораздо серьезнее болен, чем старается выглядеть. Плотно сжав губы, она выдвинула ящик и достала кожаный футляр, в котором лежали карты.
Когда-то давно дядя показывал ей карты, изображавшие территорию вокруг Логовища, на тот случай, если с ним что-нибудь произойдет. И еще она знала проход через пещеры, известный только дяде Нату, Митчу, ей и Робину. И, возможно, Энди. Хотя она точно не была уверена.
Ники долго разглядывала карты. Она знала, что Кейн приехал из Техаса, что он связался с Логовищем из небольшого городка под названием Гуден. Насколько ей было известно, за пределы Техаса он после войны не выезжал и, видимо, теперь направится туда же. Личные дела у него могут быть только там.
После недолгого колебания Ники скатала в рулон одну из карт и спрятала ее под рубашку. Задвинув и заперев ящик, она вернула ключ на его обычное место. Ее дядя был человеком аккуратным; объясняя племяннику и племяннице дорогу из Логовища — по руслу сухого ручья, мимо скалы странной формы, мимо ключей, — он дал ей и Робину покрытый причудливой резьбой кусочек камня на кожаной бечевке. Это защитит их, как говорил он, если они наткнутся на команчей, которых можно встретить в здешних местах.
Она прижала карту к груди. Она презирала себя за то, что взяла ее у дяди без спроса, но не могла же она сказать ему, что у нее на душе необъяснимый интуитивный страх о грозящей Кейну серьезной опасности.
После обеда, как всегда, должен был появиться Кейн, и она просто измучилась от ожидания. Чтобы совсем не сойти с ума, она решила испечь хлеб, но не успела она начать, как в кухню вошел Робин.
— Где Дьявол? — спросил он, держа на руке пищащего ястреба.
