Вскоре он сменил широкополую фермерскую шляпу на плотно сидящую на голове милицейскую шапочку и счел отделанный бахромой охотничий индейский блузон более удобным для путешествия, чем его черное пальто с длинными полами, развевающимися над сиденьем фургона во время езды, – во всяком случае, все это больше соответствовало его вкусу.
Глаза Дэниела чуть не вылезали из орбит, когда он слушал вольные суждения солдат о женщинах: конечно, дома он и его друзья-меннониты вели бесконечные разговоры, сочиняя разные истории о девушках, но эти не придумывали, зная, о чем говорят! Сравнения, которые он слышал, серьезные анатомические обсуждения их частей тела, участвующих – даже не подозревал об этом! – в процессе воспроизведения потомства, бросали его временами в краску, и он радовался, что в темноте этого не видно. Это было ужасно, но так увлекательно!
После таких ночных обсуждений у костра он засыпал с трудом и часто уходил заняться какой-нибудь тяжелой работой – колол дрова, а если их лагерь располагался возле озера или реки, снимал тяжелые башмаки и носки ручной вязки, закатывал бриджи и погружался по колено в ледяную воду.
Солдаты понимали больше, чем Дэниел предполагал. Однажды вечером, разбив лагерь недалеко от деревни, они ремонтировали фургоны, прежде чем пересечь границу, отделяющую штат Коннектикут от Массачусетса. Четверо из них весело сбросились, торжественно объявив: «Религиозный мальчик должен почесать то, что у него зудит».
Ничего не подозревающего Дэниела отправили в амбар, расположенный недалеко от дороги, к фермеру, как ему объяснили, чтобы забрать у того оплаченного ими барашка. Ну и пир закатят они вокруг костра этой ночью!
– Для разнообразия совсем неплохо отведать барашка, – охотно согласился Дэниел, а солдаты чуть не покатились от смеха.
Когда Дэниел добрался до амбара, то не обнаружил там ни фермера, ни барашка, а только несколько коров, жующих корм в своих стойлах. Растерянно оглядываясь вокруг, вдруг услышал голос сверху:
– Солдатик?
Быстро посмотрев вверх и увидев там пухленькое, хорошенькое, розовощекое личико, всматривающееся в него с сеновала, юноша снял свою шапочку, как делали солдаты, когда разговаривали с леди.
– Мисс, – уважительно обратился он к ней на английском, что с каждым днем становилось для него легче и легче, потому что уже не приходилось переводить каждую мысль с немецкого, – вы знаете что-нибудь о барашке, которого нужно принести солдатам?
– Знаю все, – ответила девушка улыбаясь, одновременно тряхнув двумя белокурыми косичками над плечами и сдвинув ноги на край сеновала.
Когда она улыбалась, у нее показывались ямочки на обеих щеках, и Дэниел не мог, пока не отвернулся, не видеть большую часть ее обнаженных ног, на каждой коленке которых тоже было по ямочке.
Так вот как выглядят ноги у взрослой женщины!
Он проглотил подступивший к горлу комок, стараясь не опускать глаза ниже ее шеи.
Девушка опять улыбнулась ему манящей улыбкой с ямочками.
– Там сбоку есть лестница, – подсказала она. – Забирайся сюда – расскажу все о барашке.
Приглашая его, она слегка наклонилась, и поверх ее зашнурованного корсажа с глубоким вырезом ему открылось намного больше того, чем следовало бы видеть любому юноше-меннониту. Дэниел снова проглотил слюну и отчаянно забрался вверх по лестнице.
– Втяни ее, – приказала она, – чтобы никто не помешал нам.
С пересохшим внезапно горлом он втянул лестницу, затем повернулся к ней.
– Так вы знаете о барашке? – удалось ему выдохнуть.
Девушка отклонилась назад и упала на большую кучу сена.
– Ты Дэниел, не так ли?
– Конечно, но откуда вы знаете?
– Меня зовут Мэри, и барашек – это я. – Затем добавила, видя, что Дэниел стоит как истукан и недоверчиво смотрит на нее: – Все оплачено твоими друзьями. – Она блаженно улыбнулась. – Подарок для тебя.
Мэри медленно поднялась и, опершись на один локоть, посмотрела на него сверху вниз. Более часа назад Дэниел расплел ее волосы, и теперь они рассыпались по спине и вокруг лица в страшном беспорядке. Ее губы распухли от поцелуев, а ноги – Боже, потеряла счет тому, сколько раз он целовал, сосал, покусывал и гладил ямочки на коленях – просто дрожали от усталости.
Дэниел, на котором уже снова были надеты брюки, но остальная часть тела была голой, перестал жевать соломинку и стал лениво водить ею по обнаженной груди девушки, медленно и чувственно улыбаясь.
Мэри упала на сено, издав не то мурлыканье, не то стон.
– Только не снова, милый, больше не могу – ты совершенно утомил меня.
Дэниел наклонился над ней, его голубые глаза наполнились беспокойством.
– Я был недобр к тебе, Мэри?
Она, удивившись, посмотрела на него, затем захохотала так, что в течение нескольких минут не могла ответить.
– Недобр, – повторила наконец, вытирая глаза одной из своих нижних юбок. – Ты действительно ничего не знаешь? – Она сидела перед ним, скрестив ноги, пухленькая и цветущая, похожая на обнаженного ангела с картинки, которую Дэниел однажды видел в запрещенной книге. – Ты самый настоящий мужчина, когда-либо встречавшийся в моей жизни, милый. Почему солдаты разыграли меня, сказав, что я у тебя первая?
– Ты и была первая.
– Ну, тогда знаю, откуда у тебя столько силы, а у тебя ее слишком много – это всемогущий Бог снабдил тебя хорошим инструментом. Что меня озадачивает, милый, так это то, что ты очень хорошо знаешь, как им пользоваться.
– Спаривание животных. Разговоры мужчин. Я смотрел, – простодушно объяснил Дэниел, – слушал и учился.
Она поднялась и взяла его лицо в руки.
– Ты здорово научился, Дэнни. Никогда не встречала парня, который умел бы лучше. Послушай маленький совет – никогда не плати за это: просто покажи, на что способен, и леди сами заплатят тебе.
Дэниел оглянулся в поисках своего охотничьего блузона.
– Заранее прошу прощения, если мой вопрос покажется тебе грубым, – сказал он довольно смущенно, – но такая девушка, как ты… почему занимаешься этим за деньги?
– Такая красивая, как я, ты хочешь сказать? – с насмешкой над собой сказала Мэри.
– Ты красивая девушка, Мэри. Очень.
– К тому же еще и дочь фермера. И видела, как моя мать потратила жизнь на рабский труд, работая с восхода солнца до темноты, рожая каждый год очередного ребенка. Спустя пять месяцев после того, как она умерла во время родов, отец взял другую жену, и все повторяется снова. Не думаю, что мачеха протянет больше года или двух, но я не собираюсь торчать здесь, чтобы дождаться номера три. Так же, как не хочу выходить замуж за фермера и обречь себя на такую же жизнь. Как только накоплю достаточно денег, уеду в большой город, в Провиденс или Хартфорд. Может быть, даже в Нью-Йорк. Буду работать в магазине и снимать комнату, как настоящая леди, и если все-таки выйду замуж, это будет мужчина, которому нужна жена, а не домашняя лошадь и детородная машина.
