– Джозеф. – Она хотела, чтобы это прозвучало коротко и отрывисто, но вышло как уступчивый вздох.
– Так-то лучше.
Ей незачем было открывать глаза, чтобы убедиться, что взгляд его лучится довольством.
– Уже можно смотреть?
– Еще нет.
Руки ее стиснули покрывало. Отсутствие зрения обостряло другие органы чувств, но Сидони поневоле ощущала себя беззащитной. Она ощущала аромат лимонного мыла, перекрывающий его особый запах. Кровать под ней была мягкой. Волосы тяжелой массой лежали на плечах, скользя по коже, когда она двигалась.
Матрас сместился, когда Джозеф встал. Она услышала шуршание его подошв по ковру. Каждый волосок на ее теле встал дыбом, когда он остановился рядом с ней. Он не дотрагивался до нее, но она так остро ощущала его, как будто он сделал это. Мягко прошелестев, что-то гладкое и прохладное накрыло глаза.
– Что ты делаешь? – резко спросила Сидони, вздрогнув, когда его руки ловко скользнули ей за голову. Она открыла глаза в темноту и подняла руку, чтоб сорвать повязку с глаз.
Джозеф не дал ей.
– Никаких зеркал.
– Но они все равно здесь. – Она вяло пожала плечами. Нерешительность придала ее тону хрипловатости.
– Десять минут, tesoro. Это все, о чем я прошу. После этого, если тебе не понравится, мы поиграем во что-нибудь еще.
Она выдохнула с раздражением:
– Ты думаешь, стоит тебе любезно попросить, и ты получить желаемое.
– Манеры делают человека, amore mio.
– Ты всегда завязываешь глаза своим любовницам?
– Часто.
Сидони была уверена, что он подразумевал «всегда». Она поежилась, не зная, то ли ей страшно, то ли любопытно. Вдруг вспомнила, как он загасил свечи прошлой ночью перед тем, как лечь с ней.
– Ты ловкий манипулятор, Меррик. – Тон ее был раздраженным.
– Джозеф.
Она вздохнула.
– Меррик – следующие десять минут. – Ее ответ был недовольным разрешением продолжать.
Он отпустил ее, и она услышала, как он снова пошевелился. Боже правый! Как же остро она ощущает его, когда не может видеть. Можно сойти с ума, только лишь воображая его движения с помощью звуков. Мысли покинули ее, когда он коротко поцеловал ее в губы. Руки стиснули юбку, и она с трудом удержалась, чтобы не схватить его за уши и не заставить поцеловать как следует.
– Спасибо, – прошептал Джозеф.
– Десять минут. – У нее было такое чувство, что каждая минута покажется часом.
– Я считаю, tesoro.
Пытаясь следить за ним по звукам, Сидони повернула голову и дернулась, когда он взял ее руку и поцеловал жилку на запястье. Без способности видеть кожа ее показалась неестественно чувствительной.
Сидони закусила губу, потом подпрыгнула, когда он прижал палец к мягкой плоти. Его прикосновение было как поцелуй. Она почувствовала движение воздуха, а потом его губы прильнули к ее губам. Он втянул нижнюю губу в рот – и сердце ее пустилось в безумный галоп. Но не успела углубить поцелуй, как он отстранился. Разочарование змеей свернулось в животе. Она неуклюже потянулась, чтобы схватить его, но он ускользнул.
Проклятая повязка.
Она, конечно же, могла снять ее, ведь она не пленница, но что-то ее удерживало. Как же интригующе было ожидать этих скользящих ласк с любой стороны.
– Ты играешь со мной. – Сидони готова была пнуть себя за этот прерывистый голос. Все-таки нашарив его руку, она ухватилась за нее.
– О да.
На этот раз она получила предупреждение. Дыхание его было теплым у нее на шее, отчего кожа покрылась мурашками. Рот его скользил по шее до тех пор, пока она не задрожала.
– Десять минут уже прошли? – просила Сидони.
– Еще нет, – небрежно отозвался Джозеф, нежно покусывая ее скулу. – Ты восхитительнейшее создание на свете, dolcissima.
Он поцеловал ее в уголки губ, и она жалобно захныкала. Он улыбнулся у ее щеки. Несмотря на то что ей не хватало зрения, было нечто удивительно соблазнительное в том, чтобы чувствовать выражение его лица, а не видеть его. То, что он с ней делал, казалось запретным, как греховное приключение.
Пальцы вонзились в его руку.
– Я состарюсь к тому времени, когда ты что-нибудь предпримешь…
Он стряхнул ее руку.
– Терпение.
Сидони почувствовала, как прогнулся матрас, когда он встал позади нее на колени. Ей должно было быть все равно, где он, ведь она его все равно не видит. Но, находясь сзади, он нервировал ее.
Однако способность говорить покинула ее, когда Джозеф потянул шнуровку платья. Когда платье обвисло, она почувствовала на спине прохладу воздуха. А когда он резко прикусил мочку уха, это вызвало очередной взрыв ощущений и откликов. Сердце заколотилось, внизу живота словно взорвалось что-то горячее. Как рыба, выброшенная из воды, Сидони хватала ртом воздух.
– Ты делаешь меня распутницей. – Возмущение прорывалось сквозь растущее возбуждение.
– Чудесной распутницей. – Шелк заскользил по коже, когда он спустил платье с плеч. – Этот чертов корсет… – проговорил он после паузы, вызвав в ее теле чувственный трепет.
Щеки Сидони вспыхнули. На ней было самое открытое нижнее белье из ее нового гардероба. Рубашка тонкая, почти прозрачная. А корсет высоко приподнимал грудь для мужских рук. «Для рук Джозефа», – подумала она с тайным восторгом, когда миссис Бивен зашнуровывала корсет. Перевитые розы и лилии украшали корсет, рождая дерзкие мысли о сплетенных в любовном объятии телах.
– Он греховный, – прошептала Сидони, с трудом удерживаясь, чтобы не прикрыть грудь руками.
– Именно, bella.
Сидони услышала веселые нотки в его голосе. Из-за повязки слух ее был таким острым, что она различала малейшие оттенки эмоций. Его прекрасный баритон окутывал как толстое одеяло в холодную зимнюю ночь.
Внезапно она почувствовала, что ей просто необходимы глаза, чтобы проверить, хищный он или торжествующий. Или не относится ли он к ней как к прекрасной розе в своем саду, когда ей таких трудов стоило противиться его власти над своими чувствами и мыслями. Это был худший из возможных вариантов. Она встала на колени и подняла дрожащие руки к повязке.
– Нет, Сидони. – Джозеф схватил ее за руки.
– Сними повязку, Меррик, – потребовала она.
Этот низкий смех прошелся по ее нервным окончаниям мягко, как плотный бархат. Боже правый, у нее даже дыхание участилось. Какой же беспомощной она будет, когда он дотронется до нее по-настоящему!
– Еще – нет.
Он поднял ее руки выше и провел губами по костяшкам. Ласка была мимолетной, как дуновение летнего ветерка. Живот ее подвело от возбуждения. Она резко вдохнула, силясь сохранить ясность рассудка. Если бы она настаивала, он бы снял повязку. Но он просил ее довериться ему, и, несмотря на смятение, в которое повергала ее эта просьба, она не могла ему отказать.
