Вся беда в том, что меня всю жизнь учили быть хорошей, послушной женой… Я слышала, что мои сегодняшние страдания могут повториться… Как мне избежать этого… Этот ваш приятель, которого все называли герцогом „М“, заявил, что мое тело пришлось по вкусу многим вашим друзьям, и потому в любой момент теперь за мной смогут прислать из „Яблони греха“…
То, что произошло, является преступлением, Вольдемар… Вас ждет страшный суд за все ваши прегрешения…
Я же мечтаю о забвении… Как хорошо было бы уснуть крепким сном и, проснувшись, узнать, что эта ночь была лишь наваждением…
В этот ужасный для меня день все мои мысли о моих невинных детях. Я молюсь, чтобы Всемогущий защитил моих малюток от вашей подлости и злодейства…»
— Что такое публичный дом?
Марциана, пораженная тем, что только что узнала, и все еще пытаясь осмыслить прочитанное, не сразу поняла, о чем ее спрашивает Анна. Но когда, наконец, смысл вопроса проник в ее сознание, она содрогнулась.
— Откуда ты знаешь… Ты ведь говорила, что не умеешь читать?
Девочка потупилась, а Марциана, сильно вздохнув, попыталась придумать более или менее приемлемое объяснение:
— Ну, это… Это такой дом для покинутых женщин. Тебе совсем не обязательно обсуждать это с кем-либо еще. Я понимаю, что ты сумела прочесть письмо, и оно поразило тебя. Меня, честно говоря, тоже. Но я… не думаю, чтобы твой папа и в самом деле отправил твою маму в подобное место, потому что ее нельзя считать покинутой женщиной.
— Н-нет, — с сомнением произнесла Анна, но после минуты размышления, лицо ее прояснилось. — Покинутая женщина — это та, о которой некому заботиться, не так ли?
— Быть может, ты права… — печально ответила Марциана, жалея, что девочка узнает о таких страшных вещах в столь раннем возрасте.
— Значит, мама ошиблась, когда подумала, что ей придется отправиться в такое место. Ее никак нельзя было считать покинутой, ведь у нее были папа, братик и я. Я слышала, как слуги говорили, что она убила себя. Но это неправда, тетя Марси? Мама, наверно, не знала, что было в чашке… Она не хотела убивать себя…
— Слуги не должны были говорить об этом в твоем присутствии, — рассердилась девушка.
— Она просто хотела уснуть. Я слышала, как она это говорила… «Уснуть и забыть обо всем…» Ей не нужно было это делать. Она ведь не покинутая женщина?
Слезы жгли глаза Марцианы.
— Я не могу объяснить тебе всего, дорогая, — ласково сказала она. — Мы не знаем точно, что произошло. Только твоя мама знала это. Но она уже не сможет сказать больше того, что написала в своем письме. А в письме нет никаких подробностей.
— Да, — согласилась Анна и, сделав паузу, с беспокойством взглянула на тетушку: — Вы на меня не сердитесь, что я спрятала письмо? Должна ли я показать его дяде Генриху?
— Я не сержусь, — девушка нежно прижала к себе малышку. — Ты сделала то, что тебе казалось правильным. А что касается дяди Генриха, то мы, конечно, должны сообщить ему, что ты заговорила. Но не думаю, что стоит прямо сейчас показывать ему это письмо. Если ты не возражаешь, пусть это пока будет нашим с тобой секретом, — Марциана почувствовала укоры совести, но ей требовалось время, чтобы обдумать содержание письма, особенно упоминание о таинственном герцоге «М».
— Можно мне сегодня поспать в вашей постели?.. — робко попросила малышка.
Марциана улыбнулась ей:
— У тебя сегодня было много волнений, поэтому я буду рада, если ты останешься у меня.
Она погасила свечи и, взяв ребенка за руку, направилась к себе. К своему отчаянию, она обнаружила, что здесь ее уже ждет муж. Он стоял, задумчиво разглядывая огонь в камине, и очень недовольно взглянул на Анну.
— Ребенок должен быть в постели.
— Она собирается спать в моей комнате. А где Ванда?
— Я отпустил ее.
— О-о… — взгляд Марцианы заметался по лицам ребенка и мужа. — Я уже обещала Анхен, что сегодня она останется у меня. Мне жаль сердить вас, но я считаю, что необходимо держать свое слово детям.
— Я совсем не сержусь, но в таком случае хотел бы поговорить с вами в моей комнате.
В голосе Генриха не прозвучало никакой угрозы, но после его разговора с племянником девушка не решилась испытывать терпение мужа.
— Прости, меня, моя дорогая, но ты ведь знаешь, что жена должна подчиняться желаниям мужа. Более того, у меня есть новости для дяди Генриха, не так ли? Сейчас я уложу тебя в постель и хорошенько укрою. Ты можешь спать спокойно, а я скоро вернусь.
При словах о супружеском послушании девочка тревожно нахмурилась, но покорно направилась к постели и самостоятельно забралась в нее. Чувствуя, что Генрих стоит у нее прямо за спиной, Марциана все же не стала торопиться и, бережно укутав малышку теплым одеялом, ласково поцеловала ее в щечку.
— Спокойной ночи, дорогая.
— Спокойной ночи, Анна, — Генрих наклонился над плечом жены. — Мы будем в комнате рядом, так что тебе нечего бояться.
— Я не буду бояться. Спокойной ночи, дядя.
Услышав изумленный возглас мужа, Марциана торопливо объяснила:
— Это то, о чем я хотела рассказать вам. Анхен снова умеет разговаривать. Нет, нет, не надо расспрашивать ее сейчас, пожалуйста, — добавила она, понимая, что с его губ готовы сорваться бесчисленные вопросы. — Она говорила в течение получаса, и завтра от перенапряжения у нее будет болеть горло. Лучше мы уйдем, чтобы она смогла спокойно уснуть, и я расскажу вам все.
Ошеломленный Грифенталь послушно направился к двери, а баронесса быстро склонилась к уху девочки:
— Не надо волноваться, любовь моя, я не стану рассказывать ему все.
— Но он прикажет…
Марциана приложила палец к губам девочки:
— Тише. Доверься мне и спи. Да, я иду… — кивнула она мужу, заметив, что тот задержался в дверях, ожидая ее.
Как только дверь в его комнату закрылась, барон резко повернулся к жене:
— Когда вам стало известно, что девочка говорит?
— Я только что сама узнала об этом… У вас такой вид, словно вы собираетесь поссориться со мной.
— Напротив… — голос Генриха слегка потеплел. — Я пришел к вам, чтобы извиниться. Вы были совершенно правы, стараясь образумить меня, когда я решил наказать Людвига.
— Вы удивляете меня.
— В самом деле? Должно быть, вы считаете меня таким же высокомерным, как и всех прочих герцогов Мансфельд, если вас удивляет обыкновенное извинение с моей стороны.
— О, нет, просто порой вы невероятно упрямы и слегка несговорчивы.
— Вы правы, Марси. Сегодня вечером я убедился, как глупо с моей стороны было не обращать внимания на ваши советы в отношении детей.
