эту мысль. Должен быть другой способ. Аккуратно поспрашивать Нила и тетку Соремонду. В прошлый раз кухарка оказалась вполне словоохотлива, секреты Нила разболтала. Может, вновь удастся ее разговорить?
* * *
Утром Амели ожидаемо застала тетку Соремонду в кухне. Та влезла на табурет и что-то искала на высокой полке у очага, перебирала выставленные горшочки, заглядывала и ставила обратно.
— Доброе утро, тетушка Соремонда.
Толстуха вздрогнула всем телом и ухватилась за стену, чтобы не упасть:
— Ты, я смотрю, моей смерти хочешь, госпожа.
Амели подошла и участливо протянула руку:
— Что вы.
— Кто же так бесшумно входит, милая! Сердце стерпит — так ноги не устоят. Я женщина грузная.
Амели помогла тетке спуститься:
— Так что же вы влезли? Хоть бы попросили кого.
— Кого? — тетка обтерла пыльные руки о фартук и поправила чепец. — Уж не тебя ли, госпожа? А, может, мессира кликнуть? Ему уж только и дело, что до моих горшков.
Амели пожала плечами:
— Нила. Или хотя бы Орикада.
— Орикада? — тетка звучно сплюнула. — Только этого засранца не хватало. Всю кухню облазит, разворошит. Шерсти накидает. Третьего дня корзину миндального печенья уволок. А что не уволок — понадкусывал. Этой нечисти ход в мою кухню заказан — дальше порога не пущу, метлой погоню. Весна у паразита! Совсем стыд потерял.
Амели улыбнулась:
— Ему одиноко.
Тетка фыркнула:
— Это что это? Среди людей живет.
— Так ему не человека… — Амели опустила голову. Вдруг стало грустно, обидно за маленького паразита. — Ему бы такую же, как он сам. Он говорил как-то. Только Феррандо отказывает.
— Вот удумал! — Соремонда поджала губы. — Тут от него одного не знаешь, куда деться. А с двоими такими и вовсе с ума сойдешь.
Амели вновь пожала плечами:
— Не знаю. Матушка всегда говорила, что человеку нужен человек. А демону, наверное, нужен демон. Видно, так Создателем положено.
— Хворостина ему хорошая нужна — вот и все дела.
Тетка не сдавалась. Видно, очень осердилась из-за печенья. Впрочем, Амели бы тоже осердилась. Но она вспомнила огромные желтые глаза. Разве многого хотел Орикад? И разве Феррандо имел право отказывать ему в такой естественной потребности?
Амели не ответила, но Соремонда все не унималась:
— Вот и мак, поди, тоже он уволок. Всю кухню перерыла — не нашла. Придется Гасту в город посылать.
Амели встрепенулась:
— Для чего мак?
— Так в воскресенье Неурскую деву славят — первый день лета. Большое гуляние у мельницы в Сансоне. Разве не знаешь? Каждый год прилавок арендую, маковые бисквиты пеку и раздаю. Положено сладко есть. Дело богоугодное, пропустить никак нельзя.
Амели замерла, чувствуя, как в горле собрался ком:
— А на мельницу кто возит?
— Я и вожу. Племянник на козлы садится. Это чтобы Гасту лишний раз народ не пугал. В прошлом году я даже в хороводе плясала. Хорошо!
Амели сжала пальцы до ломоты:
— Тетушка, а мне с вами никак нельзя? Я и с печевом помогу.
Соремонда повела тонкими бровями:
— Отчего же нельзя? Праздник. Дело нужное.
Амели опустила голову:
— А как вы думаете, Феррандо меня отпустит?
Тетка хмыкнула и рассмеялась:
— Отчего не отпустить? Ты же на праздник, а не в бега подалась. Или к любовнику!
Тетка Соремонда озвучила то, что сама Амели не успела даже подумать. Если и есть возможность вырваться отсюда, то мельница в Сансоне — единственный шанс.
Амели едва не приоткрыла рот, уперлась кулаками в столешницу и смотрела в никуда. Мельница — это значило выехать за ворота. За город. А тетка Соремонда… удрать от нее будет проще простого. Правда, нет ни медного лура.
Но есть драгоценности.
Отчаянная мысль пришла так расчетливо и внезапно, что Амели на мгновение оглохла.
— Что с тобой, госпожа? — тетка Соремонда шлепала ее по руке.
— Что? — Амели порывисто обернулась, чувствуя, что пальцы стали ледяными. Сердце колотилось так сильно, будто ее застукали на месте преступления.
Она сама не понимала, что делать с этой крамольной мыслью. Безумно, опасно. Недопустимо. Куда она пойдет, сбежав?
— Побледнела. Сама не своя. — Тетка отстранилась, уперла руку в крутой бок и игриво улыбнулась: — Уж не подурнело ли? Присядь-ка, милая.
Соремонда услужливо придвинула табурет, Амели опустилась, не чувствуя ног. Если так дурно от самой мысли, то что будет, если решиться?
Тетка не отставала:
— Тошнит?
Амели покачала головой:
— Нет. Подурнело что-то, — врала, как могла.
Кухарка восторженно кивала, глаза заговорщицки блестели:
— И давно тебе дурнеет по утрам?
Что за глупый вопрос? Амели просто пожала плечами:
— Мне не дурнеет.
Тетка еще отстранилась на пару шагов. Смотрела так пытливо, будто придирчиво выбирала на рынке цыплячью тушку. Наклоняла голову. Вдруг встрепенулась, выставила на стол кувшин с молоком, холодную курятину, вареные яйца, запеченный паштет и свежую булку.
— На-ка, ты же не емши!
Амели пожала плечами, но отказываться не стала. Есть и впрямь хотелось. Она щедро намазала на булку паштет и запивала молоком:
— Тетушка, так воскресенье послезавтра.
Соремонда кивнула, по привычке обтерла чистые руки фартуком и опустилась рядом на лавку:
— А поганец мак уволок. Пока Гасту обернется — я целый день потеряю.
Амели хлебнула молока:
— Может, не он вовсе.
— Кому бы еще спонадобилось? Уж не Феррандо!
— Так отчего не спросить? — Амели отодвинула кружку и почти выкрикнула: — Орикад!
Демон появился со знакомым шлепком и завис прямо над столом. Скривился, оглядываясь:
— Чего тебе?
— Куда мак дел?
Орикад повел бровями, скрестил ручки на груди:
— Какой такой мак? Ничего не брал!
Амели улыбнулась. Сразу было видно, что рыльце в пушку. По хитрому взгляду, по дрожанию длинных волосков в бровях.
— Если брал — так признайся.
— Не брал.
Амели картинно подперла рукой подбородок:
— Орикад, исчезни!
Вновь раздался знакомый шлепок, и демон будто испарился.
Соремонда была крайне удивлена, если не сказать, ошарашена:
— Вот не знала, что ты так можешь.
Амели пожала плечами:
— Сама недавно узнала. Но вы правы — его работа. Орикад!
Теперь он повернулся спиной, изображая вселенскую обиду:
— Не прекратишь — мессиру пожалуюсь.
— Не признаешься — буду до вечера призывать.
Он по-кошачьи фыркнул, улетел в другой конец кухни и достал горшок с самой верхней полки над дверью. Исчез сам, изобразив оскорбленное достоинство.
Но тетку мак теперь не слишком интересовал. Она все смотрела на Амели, как на диковинную невидаль. Едва слезы не смахивала.
Теперь Амели недоумевала:
— Что с вами?
Та лишь покачала головой и вновь вытерла о фартук чистые руки:
— Если демон слушается, стало быть, ты здесь настоящая хозяйка, госпожа.
Амели какое-то время молчала, наконец, опустила голову:
