— Мне пора, если вы не возражаете, — сдержанно сообщила она. — Уже поздно. Папа будет беспокоиться, куда я делась.
Маркиз посмотрел на нее, отвлекшись от невеселых мыслей.
— Разумеется.
Они молча спустились вниз, где дворецкий подал Дафне ее шляпу и перчатки и подержал сюртук лорда Ротерстоуна, пока тот просовывал руки в рукава.
После этого они так же молча вышли, сели в кабриолет и поехали к дому лорда Старлинга в Южном Кенсингтоне.
— Я очень сожалею, — наконец нарушил неловкое молчание маркиз, — из-за этого внезапного вторжения.
— Ерунда, — ответила Дафна. — Ваша сестра — очаровательная женщина.
— Да. — Маркиз смотрел между ушей лошади на дорогу.
Дафна недоуменно косилась на него, не в силах сообразить, что не так. Она вспомнила то немногое, что он рассказал об отце и своем детстве, о долгих годах странствий, и упоминание леди Терлоу о его нежелании общаться даже после возвращения. И загадочная реплика сестры: «Мой брат не гак легко прощает».
— Вы далеки от своей семьи? — спросила она.
Молчание.
— Они причинили вам зло?
— Мы просто не близки. Это все.
Он подстегнул коня, и кабриолет покатился быстрее, но напряжение между ними не исчезло.
Она хотела бы, чтобы Макс рассказал ей, в чем дело.
Но он замкнулся в себе, словно спрятался за крепостной стеной, и ей оставалось только стучать в эту стену. Она не понимала, что происходит. И ей казалось, что Макс несправедлив.
Дафна многое рассказала ему о себе, а кое о чем он догадался — об очень личном, о чем она не говорила никогда и никому. Вот и вчера он понял, как сильно ее ранила ужасная потеря мамы. И теперь ей показалось странным, что он хочет знать о ней все, а сам наглухо закрывается, когда она начинает задавать вопросы.
Чем дольше они ехали в молчании, тем больше ей не нравилось поведение Макса. Если он хочет стать ее мужем, почему ведет себя, как совершенно чужой человек?
Она больше не могла сдерживаться.
— Я не могу понять, что вы имеете против леди Терлоу. Она очень хорошая.
— Это уж точно. А ее супруг — вообще кладезь добродетелей! — Последние слова он, казалось, с отвращением выплюнул.
Его горячность настораживала. Дафна опять уставилась на дорогу. Сердце болезненно сжалось.
— Что вы собираетесь ей сказать? Она думает, что мы поженимся.
— Конечно, поженимся. И что?
Дафна покачала головой. Сейчас ее сдерживало только воспитание. Желание ударить маркиза было нестерпимым.
— Ну, не знаю. Если вы так относитесь к людям, которым небезразличны, это серьезное предупреждение для вашей будущей жены.
— Это совсем другое дело.
— Да? Почему вы их так сильно ненавидите? Что они вам сделали?
— Я не испытываю ненависти. Мне на них наплевать.
— Макс, — тихо сказала она, — вы лжете неумело.
Это замечание заставило маркиза резко повернуться к ней с удивлением, но если он и хотел что-то ответить, то сдержался и снова стал смотреть на дорогу.
— Насколько я поняла, с таким же успехом я могла бы беседовать сама с собой, — проговорила Дафна в пространство и смахнула с перчатки невидимую пылинку. — Почему вы не хотите объяснить, что случилось?
— Потому что ничего не случилось.
— Вы сбежали на континент от своей семьи? Они были для вас больше опасны, чем война в Европе?
Маркиз бросил на нее нетерпеливый взгляд, скорее даже предостерегающий, но промолчал. Дафна понимала, что он начал злиться на нее, и хотя вид его был грозным, она пока не была готова сдаться.
Чем дольше он молчал, тем больше она сердилась.
Она подождала еще немного, не получила никаких объяснений и, собравшись с духом, спросила:
— Почему вы не навестили сестру по возвращении в город? Я хочу сказать, что ей было больно и обидно узнать от посторонних, что ее родной брат вернулся и игнорирует ее…
— Давайте договоримся, — довольно грубо перебил ее маркиз, — вы не будете мне указывать, как я должен относиться к своей сестре, а я не стану вмешиваться в ваши отношения с мачехой, согласны?
Дафна вздрогнула от резкого тона, но почувствовала под внешней злостью тщательно спрятанную боль.
Он мрачно покосился на нее.
— Ее отпрыски получат от меня огромное наследство. Это все, что имеет для них значение, равно как и для всех остальных.
— Вы не правы. Она вас любит, это очевидно.
— Вы наивный ребенок, — пробормотал с горечью маркиз.
Почувствовав боль в душе, Дафна нахмурилась.
— По крайней мере я не бессердечна.
Маркиз глубоко вздохнул и совершенно замкнулся в себе.
Больше говорить было не о чем. К счастью, они уже почти приехали. Последние минуты поездки показались Дафне часами. Наконец кабриолет остановился возле дома Старлингов, маркиз спрыгнул на землю и подошел к дверце, чтобы помочь ей выйти.
— Мы приехали, — сообщил он, протянув руку. Но теперь выражение его лица было абсолютно непроницаемым. Это был уже совсем другой мужчина, не тот, который соблазнял ее уговорами ненадолго заглянуть в его городской дом.
Ей показалось, что все ее оставшиеся без ответа вопросы отразились, словно в зеркале, в его глазах и снова вернулись к ней.
Дафна постаралась успокоиться и отнестись к этому философски. Прекрасно. Если он не желает с ней делиться, что это может значить?
Если он именно так видит их совместную жизнь — собирается всегда держать ее на расстоянии, — тогда оставалось только сожалеть, что она оказалась настолько глупой, что позволила завлечь себя в его дом и ласкать, оказавшись с ним наедине.
Она, вероятно, лишилась рассудка, подвергнув такой опасности свою репутацию. Этому человеку, похоже, нужна была не жена, а фарфоровая кукла, которая будет спокойно стоять на каминной полке и не станет тревожить его милость вопросами.
Окончательно разозлившись, Дафна опустила глаза, чтобы ненароком не испепелить окружающих взглядом, приняла протянутую руку, подобрала юбки и выбралась, наконец, из проклятого кабриолета.
Маркиз молча повел ее к двери.
Дафна мысленно вознесла благодарственную молитву Всевышнему за то, что никто из ее семейства не вышел их встречать. Возможно, их вообще нет дома — празднуют грядущее избавление от нее.
Рано радуются. Она ни за что не свяжет свою судьбу с этим холодным, жестким, грубым и властным мужчиной. Кусок льда, а не человек.
Говорят, что ад — это огонь. Они ошибаются. Маркиз-демон правил подземным миром, в котором царили тьма и холод.
— День испорчен? — мягко спросил он, когда они подошли к двери. — А все начиналось так хорошо.
