Она тогда поверила брату. Иначе было не выжить.
Потому-то она не поверила Саймону, который бросал ей в лицо обидные слова, лежа на смертном одре. Ибо и его слова были порождены не стремлением к истине, а невыносимой болью.
Быть может, она просто убедила себя в этом, но убедила твердо.
Теперь же она начала сомневаться, потому что к Себастьяну она чувствовала любовь, даже когда они могли вот-вот замерзнуть до смерти. И это была подлинная любовь. Такая любовь, которая давала им силу умереть друг за друга.
Сьюзен сжала кулаки — смутные догадки превращались в ясное понимание.
Она любит Себастьяна.
Она вкусила настоящей любви, и все же ей никогда не прожить свою жизнь так, как страстно желало ее сердце — многочисленные грехи ее прошлой жизни этого не допустят.
Сама все испортила. Она слишком порочна, а потому недостойна чьей бы то ни было любви. Не раз и не два она доказала это и себе самой, и всему высшему свету. А скоро в этом убедится и Себастьян.
* * *
Рано утром в четверг, еще до зари, Сьюзен села в почтовый дилижанс, отправлявшийся в Лондон. В дороге будет достаточно времени, чтобы обдумать проведенные ею в Бате дни. Сидя в переполненном дилижансе, она смотрела в окошко на укрытые глубоким снегом поля, и мысли ее обратились к Себастьяну. Глаза стало пощипывать.
С той минуты, когда они впервые встретились в темноте библиотеки в поместье Блэквуд-холл, вся ее жизнь так сильно переменилась, так мало стала напоминать привычную прежнюю, что и себя прежнюю Сьюзен вспоминала уже с трудом. Она, вне всяких сомнений, уже не была такой, как до памятного приема, и вряд ли станет такой снова.
Да и захочет ли? Она теперь повзрослела, она стала лучше.
Сьюзен поразилась иронии судьбы. Понадобился безумный и крайне неосмотрительный поступок (если о нем станет известно, то и ее имя, и честь всей семьи будут навеки запятнаны), чтобы положить начало такому глубокому преображению личности, после которого она вполне способна сделаться именно такой, какой всегда мечтал видеть ее отец. Такой, какой она и сама всегда мечтала стать.
Пока преподавала в Бате, она так много нового узнала о себе самой! В этом тоже была известная ирония. Господи, да у нее сердце разрывается при мысли о том, что она не смогла попрощаться с мисс Грассли и мисс Хопкинс, с мисс Джентри и остальными воспитанницами.
С самого начала было известно, что из Бата придется уезжать, и она много недель молилась о том, чтобы день отъезда наступил побыстрее. Но когда бегство стало насущной необходимостью — из-за грозящего разоблачения, она сокрушалась от невозможности проститься по-человечески с подругами и ученицами. Поэтому оставила им письмо, в котором сообщала, что должна незамедлительно уехать, дабы позаботиться о больном родственнике в Эдинбурге. Отчасти это соответствовало действительности.
Ее отец стал жертвой алкоголизма. Правда, он понемногу выздоравливал, но время от времени все же впадал в запои и тогда слал детям сердитые письма, обвиняя их в полной никчемности. Его язвительные слова до сих пор больно ранили и Сьюзен, и ее братьев и сестер, и она невольно задумывалась: отец, наверное, выздоровеет, а затянутся ли душевные раны у них самих?
Будут ли они все и впредь серьезно воспринимать его упреки, как Сьюзен, которая считает себя недостойной любви?
Или же учтут ее печальный опыт и вовремя образумятся, чтобы заслужить любовь?
Только время способно дать ответ на эти вопросы.
А для Сьюзен уже слишком поздно. Она сбросила с себя маску грешницы, но слишком поздно, и теперь расплатится за это невозможностью соединить свою жизнь с жизнью мужчины, которого полюбила всей душой.
* * *
Дома Сьюзен встретили спокойно. Ни один из братьев не решился расспрашивать о тех испытаниях, которые выпали на ее долю в снежном плену вместе с герцогом Эксетером. Наоборот, все делали вид, будто она никуда не уезжала, а жизнь ее не изменилась в корне и бесповоротно. После обеда Присцилла помогла Сьюзен достать из саквояжа и разложить по местам скромные пожитки. Сестричка, однако, не собиралась отмалчиваться.
— После всего, что произошло между вами, — начала она, — отчего ты не призналась ему, что именно ты, леди Сьюзен Синклер, была близка с ним тогда, в библиотеке?
— Как ты не понимаешь, Присцилла! Превыше всего он ценит искренность, целеустремленность и твердые нравственные принципы. Если бы я призналась, что обманывала его все время, это потрясло бы его и подорвало всякое доверие ко мне.
— Ты ошибаешься, Сью.
— Нет. В высшем обществе стали бы ходить слухи, скоро они дошли бы и до папы, и тогда он изгнал бы меня из семьи. А этого, Присцилла, я не вынесу, — Сьюзен горестно вздохнула, всем сердцем ощущая тяжесть своего поражения. — Нет уж, пусть лучше думает, что я — мисс Боннет, школьная учительница, которая возвратилась к себе в Шотландию.
— Да ведь герцог мог вполне понять тебя, если бы только ты призналась ему во всем! — не сдавалась Присцилла.
— Я не могла рисковать всем, — отвела глаза Сьюзен. — Скорее, он решил бы, что я дурачу его, и стал бы меня презирать. — Сьюзен присела на кровать и закрыла лицо руками, потом взглянула на сестру. — За всю свою жизнь я научилась доверять единственно любви своих близких — твоей, Айви и братьев. Больше никому и ничему. — Сьюзен чувствовала, как теряет с каждой минутой самообладание. Она не в силах больше говорить о Себастьяне. Сейчас больше не в силах. Слишком свежей была боль потери, а чувства так и бурлили в душе, переполняя ее.
— Да разве этот случай с аварией на дороге не доказал его преданность тебе, Сьюзен? — Присцилла подошла к кровати и крепко обняла сестру.
Сьюзен изо всех сил зажмурилась, пытаясь сдержать непрошеные слезы.
— Нет. — Сьюзен склонила голову и сидела так, пока ей не удалось справиться с наплывом чувств. — Он сильно ушибся. Это я проявила преданность. Я должна была его спасти, даже ценой собственной жизни.
— Ну, и что теперь? — Присцилла тряхнула сестру за плечо.
— В каком смысле? — Сьюзен отстранилась от нее.
— Ты спасла ему жизнь. Конечно, он станет тебя искать повсюду. Он заслуживает хотя бы того, чтобы ты объяснила, почему уехала так поспешно.
— Я написала письмо. И дала такое объяснение, которому он вполне может поверить.
— Он заслуживает того, чтобы знать правду.
— Да, он этого вполне заслуживает, но я не стану рисковать семьей, чтобы облегчить свою совесть, — нехотя ответила Сьюзен. — Если только меня не разоблачила «Бат геральд», он так и не знает, кто на самом деле та мисс Боннет, которая преподавала в «Школе добродетелей». И никогда не узнает, насколько это зависит от меня.
