– Ничего! Уже поздно. Мы никак теперь не можем ему доверять.
Он отвесил поклон, надел шляпу и пошел в гору, распевая свою песенку:
Корсар «Стремительный» с бедой…
Вскоре за ним последовал Тимур. Дамы задержались: Фелисия снова принялась рисовать, а Гортензия для отвода глаз собирала букетик бессмертников и разных трав. Несмотря на снедавшую их тревогу, важно было создать впечатление, будто они беззаботно отдыхают на лоне природы. Спектакль длился целый час, и когда они наконец стали собираться, узников на тюремном дворе не было и в помине. Лесистую возвышенность вновь окутала тишина, прерываемая лишь криками морских чаек. Далеко в море словно летел на красных парусах кораблик в направлении Примеля.
Обратно в Морле ехали молча. Обе взвешивали шансы на успех своего безумного предприятия. А шансы, надо сказать, были ничтожно малы! Достаточно, если хоть один солдат не выпьет их вина или кого-то из них в наказание лишат спиртного, и тогда весь план рискует провалиться. Конечно, Дюшан и его люди будут вооружены и готовы драться за то, чтобы вырвать Джанфранко Орсини из заточения, но ведь их могут убить или ранить – вот что тревожило подруг. Как тогда спустить вниз больного, которого, возможно, и нести-то нельзя?
В порту царило необычайное оживление. На «Юноне» подняли флаг. Солдаты и матросы были все в парадных мундирах, звонил колокол. Завтра в соборе будут петь «Тебя, Бога, хвалим!» в честь победы в Алжире. Глашатай объявлял, что назавтра будет устроен прием для именитых граждан и бал в мэрии. Все вокруг сияли в ожидании веселого праздника.
Привлеченные всеобщим весельем, Фелисия и Гортензия из окошек кареты наблюдали за происходящим, как вдруг Гортензия заметила в толпе рыжеволосого господина, которого они видели вчера на прогулке. Он внимательно наблюдал за каретой, а встретившись с Гортензией взглядом, широко нахально улыбнулся, так что она даже покраснела. Рассерженная, Гортензия откинулась в глубь кареты и, сама не зная почему, промолчала весь обратный путь до гостиницы.
Время шло к вечеру, и по всему дому разносились запахи ужина. По вестибюлю порхали служанки в белых колпаках с подносами. Что до госпожи Бланден, она, видимо, с нетерпением ожидала своих постоялиц, поскольку, стоило им появиться, тут же бросилась навстречу. В руках у нее было письмо.
– Миссис Кеннеди, лакей господина Батлера принес вам эту записку, – в голосе ее звучало неподдельное волнение. По всему было видно, что госпожа Бланден относится с огромным почтением к отправителю письма.
Переглянувшись с Фелисией, Гортензия поблагодарила и положила письмо в карман под разочарованным взглядом хозяйки. Они вскрыли его, лишь очутившись у себя. Это было обычное приглашение. «Господин Патрик Батлер будет рад видеть миссис Кеннеди и мадемуазель Ромеро у себя на вечере в честь взятия Алжира французским флотом».
Они снова обменялись взглядом. В ушах у них еще звучал сердитый голос Франсуа Буше. «Поздно!» Но, возможно, у судовладельца была серьезная причина не объявляться раньше, и в таком случае стоило переговорить с ним. Хорошее судно до Англии лучше, чем простая лодка до Келенны, а ехать через всю Бретань вообще может оказаться небезопасным для беглеца.
– Речь идет о вашем брате, – сказала Гортензия. – Вам и решать. Так что будем делать? Пойдем?
– Лучше все-таки спросить совета у полковника Дюшана.
Гортензия быстро набросала офицеру письмецо и велела Тимуру отнести его по назначению, иными словами, в трактир «Великий турок». Дворецкий выслушал поручение с явным удовольствием: во-первых, он уважал полковника, считая его настоящим солдатом, а во-вторых, ему нравилась вывеска на трактире. Тимур усматривал в этом названии признание заслуг правителя Высокой Порты со стороны людей, несомненно, более отсталых, но тем не менее все же способных оценить величие по достоинству.
Когда час спустя Тимур вернулся обратно, письмо так и осталось лежать у него в кармане. Господин Дюшан расплатился по счету и съехал.
– Ну что ж, – вздохнула Фелисия, – придется решать самим. Наверное, он сменил адрес, чтобы не привлекать к себе внимания, ведь в «Великом турке» он прожил уже целую неделю.
– А как же теперь с ним связаться?
– Наверное, нам сообщат, где он. А пока, мне кажется, лучше все-таки принять приглашение. Нас это ни к чему не обязывает. А там кто знает…
– И вообще, – заключила Гортензия, – мне даже любопытно взглянуть, какой он, этот Батлер.
На следующий вечер они оделись как можно наряднее, Гортензия – в платье из бледно-серого китайского шелка, а Фелисия – в более скромном платье из тафты цвета спелого граната, который очень шел к ее черным волосам и смуглой коже. Сделав друг другу прически – искусство, которым они овладели за время путешествия, – подруги направились в один из красивейших домов на набережной Трегье.
Лестница из серого камня привела их из вестибюля к двум залам, где проходил прием: гостиной и столовой. И там и тут было уже полно народа, но, несмотря на толпу, невозможно было не залюбоваться убранством этих залов. Повсюду стояла легкая мебель розового дерева, удобные кушетки, обитые старинными шелками и покрытые китайским лаком, тут были и часы с инкрустацией, и зеркала со скошенными краями, и роскошные ширмы, и индийский фарфор. На стенах – фламандская живопись, изображавшая похождения Юпитера, и семейные портреты, а в центре – огромная картина, на которой был представлен нынешний хозяин дома в длинном красном плаще. Красный плащ оттенял волосы морковного цвета. На изумленную Гортензию с портрета глядел дерзкий господин, уже дважды выводивший ее из себя.
Тут же пожалев, что пришла сюда, она потихоньку взяла Фелисию под руку и начала было отступать к выходу, но хозяин дома уже заметил обеих дам и спешил навстречу. Его поклон был верхом изысканной любезности.
– Какая радость принимать в моем скромном доме столь очаровательных особ! – Голос его гудел, как бронзовый колокол. – Я не слишком надеялся, что вы примете приглашение незнакомого человека, но не пристало ли в такой праздник всем верноподданным Его Величества короля ликовать вместе?
– Бесспорно, месье, и благодарим за приглашение, но, поскольку и мы также вам незнакомы, добавлю, рискуя, возможно, разочаровать вас, что я не являюсь подданной короля Франции.
Как приятно произнести эти слова женщине, чьи убеждения идут вразрез с повелениями ее властителя! В этот миг Гортензия играла свою роль даже с удовольствием, и хорошо играла, выдавая себя за другую, хотя в душе оставалась самой собой.
– Я знаю. Вы ирландка, как и мои предки. И я сам душой ирландец! Видите, сударыня, мы с вами принадлежим к одному народу! Однако разрешите проводить вас и вашу спутницу в столовую. Я хотел бы предложить вам прохладительные напитки или по чашечке кофе.
