— Вы слишком молоды для столь откровенных нарядов, — бормотал он, склоняясь над ней, чтобы осыпать поцелуями ее шею, плечи и открытую часть груди.
— Мне уже двадцать три, и я надеялась, что и другие оценят мое прелестное платье.
— Чересчур прелестное, — сказал он и неожиданно для нее провел ладонями вверх от талии до золотой оторочки корсета.
Сделав глубокий вдох, Пенелопа прильнула к нему, давая понять, что он может продолжать начатое. И она жаждала большего.
Нежно лаская одной рукой ее грудь, лорд Гарри второй рукой прижал ее к себе для нового поцелуя. Она не сопротивлялась, наоборот, все крепче прижималась к нему.
— Сюда, — пробормотал он и, свернув за угол, втянул ее в маленькую темную комнату, похожую на кладовку.
У стены захламленного всевозможными предметами помещения стоял узкий сервировочный столик. Приподняв девушку, лорд Гарри усадил ее на стол. Теперь их головы находились на одном уровне, и ей было удобно прильнуть к нему для продолжения поцелуев. Что Пенелопа и сделала.
От шквала ощущений она не знала, на чем сосредоточиться: на том, что вытворяли его жадные губы, или на руках, ласкавших ее грудь. О Боже! Ее обожгло жгучим пламенем, когда ее грудь вдруг обнажилась. Стянув лиф ее платья, лорд Гарри прижался губами к голой плоти и осыпал волшебными поцелуями сначала одну грудь, потом другую.
Изогнувшись ему навстречу, она вцепилась в лацканы его сюртука, чтобы еще крепче прижаться к нему. Поскольку она сидела на столе, ей пришлось раздвинуть ноги. И он не стал противиться столь неловкой позе.
Напротив, даже как будто обрадовался и продолжил терзать, слегка покусывая чувствительные соски. Освободившись, его руки спустились ниже. Смутно, как во сне, она сознавала, что подол ее платья ползет все выше и выше, открывая ее ноги.
— О… Господи! — ахнула Пенелопа, запинаясь, ощутив прикосновение к своей коже.
Его ладони заскользили по ее бедрам, раздувая пламя, бушующее теперь внутри ее тела. Она практически умоляла его потушить огонь, но не могла произнести ни слова, лишь сгорала от наслаждения, когда он прикоснулся к тому месту, где соединялись ее ноги, и прильнула к нему.
Он тоже прижался к ней и, крепко обнимая и целуя, ввел палец в такое место, что она едва не лишилась чувств. Святые небеса! Это было нечто новое, нечто поразительное. Она молила Бога, чтобы лорд Гарри не останавливался.
— Я могу овладеть вами прямо здесь, и вы это мне позволите, — шепнул лорд Гарри ей в ухо.
Пенелопа кивнула, в действительности не понимая, о чем он говорит. Но хорошо сознавая, что делает с ней! Без того, что он делал с ней сейчас, она не представляла себе своей дальнейшей жизни. Ее тело радостно отзывалось на его действия, и она, словно зачарованная, раскачивалась в такт его движениям.
Обдавая ее горячим, влажным дыханием, он шептал ей на ухо слова, смысл которых до Пенелопы не доходил. Она стала рабой ощущений, рабой его поцелуев и ласк. В ней разрасталась волна жара и удовольствия, и, не имея сил ей противиться, она лишь ощущала и молила о продолжении.
Она крепко его сжимала, обвивая руками и ногами. Он продолжал ее ласкать и гладить, но теперь еще и внутри. Сначала одним пальцем, потом двумя. Он стремился проникнуть в самые ее глубины. От обрушившихся на нее эмоций и ощущений в ней все вскипело. Оставив всякую надежду управлять собой, она прижималась к нему с такой силой, словно от этого зависела ее жизнь.
Возможно, что и зависела. Разраставшийся в ней вал грозил прорваться наружу, захлестнуть ее и утопить в безмерности своей и красоте. Ловя ртом воздух, она мертвой хваткой вцепилась в лорда Гарри и раскачивалась в такт его рукам.
Пока не увидела вспышку белого света. Бушевавший внутри ее огонь вырвался валом наружу, опалил ее тело и накрыл с головой покровом жара и блаженства. По-прежнему крепко держась за лорда Гарри, она хотела увлечь его за собой в этот дивный поток, ни минуты не сомневаясь в том, что он единственное звено, связующее ее с жизнью.
— О Боже, — пролепетала Пенелопа, когда наконец смогла сделать вдох.
— Никто с тобой этого прежде не делал? — спросил он, продолжая творить пальцами волшебство.
— Нет, я уверена. Иначе запомнила бы.
С этими словами она подалась вперед, безмолвно моля о пьянящих поцелуях, и он с радостью дал ей то, о чем она просила. В ответ она прижалась к нему, обняла ногами и даже не удивилась, осознав, что теперь ее ласкают уже не пальцы. Затвердев в брюках, его мужское достоинство готово было к бою! Он действительно мог овладеть ею здесь, и она могла ему это позволить.
Ему лишь оставалось расстегнуть брюки. Да, он шевельнулся и задвигал руками… но брюк не расстегнул. И… какое разочарование! Опустил подол ее платья и отстранился от нее.
— Боже, Пенелопа, нам лучше остановиться.
— Почему?
Вопрос показался ей вполне обоснованным.
— Потому что мы не собираемся жениться!
Но почему-то это не казалось теперь существенным.
— Но по крайней мере мы делаем вид, что женимся, разве нет?
— Это было не притворство, Пенелопа. Это было по-настоящему. Проклятие! Неудивительно, что ты столько раз обручалась, если ведешь себя подобным образом с каждым мужчиной, с которым встречаешься.
— Я не веду себя так с каждым мужчиной, с которым встречаюсь.
Нет, она неточно выразилась. Она никогда и ни с кем не вела себя так! Но ее сердце громко стучало, и она обнаружила, что не может говорить. Ей хотелось одного — броситься на теплую, твердую грудь лорда Гарри и вновь прижаться губами к его губам. Как будто случится что-то ужасное, если она не ощутит его рук, если он ее не обнимет. Боже, эта потребность в его прикосновениях пугала ее.
— Но и со мной вы не можете позволять себе этого, мисс Растмур, — сказал он, чувствуя, как горит его кожа от прикосновений к ее телу. Его пальцы вернули на место корсет ее платья, прикрыв обнаженную грудь. — Ради собственного благополучия не можете.
Она никак не могла понять смысла его слов. Любых слов. Ее сердце бешено стучало, и она ощущала странную слабость. Припав к нему, Пенелопа посмотрела ему в лицо, надеясь понять, что он говорит.
— Тогда как мне себя вести?
— Возьмите себя в руки. Приведите в порядок одежду.
— Одежду?
Он помог ей с этим справиться. Ее сознание медленно прояснялось, приоткрывая по частям картину реальности. Господи, что она натворила? О, но как же это было замечательно и как ужасно плохо, что она позволила ему делать с ней это. Пенелопа ждала, что вот-вот ощутит волну стыда.
Однако, по мере того как внутренний жар ослабевал, уступая место холоду темной комнаты, испытывала она не стыд, а предвкушение, служившее, по-видимому, дурным предзнаменованием. То, что произошло сегодня между ней и лордом Гарри, не должно было больше повториться!
