Звук схватки приближался. Похоже, сражение шло у самого входа в особняк дофина. Повстанцы проникли в главные ворота. Мои мысли в тревоге обратились к Екатерине и Алисии. В безопасности ли они? Вряд ли люди герцога Бургундского сжалятся над беззащитными невинными девушками… При этой мысли меня замутило от страха.
Боясь встревожить гончих, я оглядела опочивальню. На крюке у очага в свете догорающих углей поблескивали украшенные драгоценными камнями поводки. Я осторожно подошла к камину. Псы, огорченные неожиданным исчезновением хозяина, стали робкими и послушными. Я без труда закрепила поводки на роскошных ошейниках и мягко потянула псов; они покорно последовали за мной.
Я возвращалась тем же путем, каким пришла. Огромные белые псы трусили рядом, подталкивая меня носами под локти. С главной лестницы донесся звук мощных ударов: захватчики пытались высадить парадную дверь. Гончие оставались спокойны, но я встревоженно ускорила шаг, не желая, чтобы меня обнаружили в непосредственной близости к опочивальне дофина. Стражник покинул свой пост у входа, однако мне удалось в одиночку снять тяжелый брус и открыть дверь. Запирать ее не было смысла, поскольку дофин уже ретировался. Выводя собак через узкий дверной проем, я ехидно ухмыльнулась: бургиньоны бились у парадного входа, хотя задние двери распахнуты настежь. К своему стыду, я совсем забыла о юной Марии Анжуйской, которая наверняка проснулась, до смерти напуганная грохотом и криками. Впрочем, о ней забыл и августейший супруг, убегая по зубчатым стенам и крышам Сен-Поля. Беспокоился он только о судьбе своих псов.
В галерее, тянувшейся вдоль задней стены здания, было пусто и тихо. Лунный свет, падая между колоннами, серебристыми полосами ложился на черный пол. Ободренная присутствием псов, я позволила им вести меня, молясь о том, чтобы найти Катрин и Алисию живыми и невредимыми в безопасности королевских покоев.
Мы не прошли по галерее и десятка шагов, когда псы вдруг замерли, вздыбив шерсть на загривках, и сердито зарычали. Впереди из черных теней выступили две грузные фигуры. Лица неизвестных скрывали темные капюшоны, на широких клинках зловеще поблескивал лунный свет. У меня кровь заледенела в жилах. Я испуганно вскрикнула и застыла, не в силах оторвать взгляд от кошмарных предметов, в назначении которых ошибиться было невозможно: эти тесаки единым махом разрубали плоть и кость. Мне навстречу двинулись мясники – члены гильдии, которая всего пять лет назад сеяла страх на улицах Парижа.
– Вот зрелище, способное разжечь аппетит мужчины, – прохрипел безликий здоровяк. – Ну что, телочка, заждалась быка?
В переполненной пивной или на оживленной улице непристойная речь, возможно, заслуживает сердитой гримасы и строгой отповеди, но ночью в безлюдном месте это чревато нехорошими последствиями.
Второй незнакомец расхохотался во все горло. В пугающем смехе звучали издевка, грубая сила и откровенная похоть.
Страх обжег меня потоком расплавленного металла. Волоски на руках вздыбились, по коже пробежали мурашки. Почувствовав опасность, гончие зарычали, яростно обнажили клыки и сорвались с поводков. На мгновение я решила, что они станут моими спасителями, – и напрасно.
Мясники, совершенно не испугавшись двух разозленных псов, взревели от восторга и привычно взмахнули тесаками. Рык обернулся воем, перешел в скулеж и тут же оборвался. Воцарилось пугающее молчание. Псы безжизненно рухнули на каменные плиты. Кровь из глубоких ран запятнала белую шерсть и собралась черными лужами, поблескивающими в лунном свете. Потрясенная варварской жестокостью, я оцепенела, хватая ртом воздух, как вытащенная из реки рыба.
Мясник повыше двинулся ко мне. Я съежилась, ожидая еще одного рубящего удара, который отправит меня в вечность, как несчастных псов дофина. Громила с усмешкой уставился на меня, схватил за юбку и спокойно вытер об нее окровавленный, острый, как бритва, клинок, который мгновенно рассек грубую холстину. Я попятилась, как загнанная косуля.
Увы, сбежать мне не удалось. Я стояла, оцепенев от страха. Голова кружилась, перед глазами с ужасной отчетливостью пронеслись сцены, которые я представляла всякий раз, слушая рассказы о разграбленных деревнях и изнасилованных крестьянках. Теперь насилие возникло передо мной во всей отвратительной реальности.
Мясник откинул худ с головы, открыв мясистые бородатые щеки, нос картошкой и гриву сальных волос.
– Мы надеялись на королевское мясцо, но придется покататься на рабочей лошадке, – с издевкой прохрипел он.
Он грубо стащил с меня чепец и придвинул лицо к моему. Его дыхание воняло отхожей канавой. Я с отвращением отпрянула, вжалась в холодные камни стены и обрела голос, издав два громких вопля. Насильник отбросил тесак и зажал мне рот грязными руками.
– Заткнись, сука! – выдохнул злодей, с силой вжимая мне голову в стену.
Искры посыпались у меня из глаз.
– Держи ее, Гуго. Я буду первым.
Второй мясник отложил свой секач и встал рядом с верзилой.
– Уложи ее на пол, – бросил тот. – Больше удовольствия.
Он пнул меня тяжелым сапогом по коленям. Ноги мои мгновенно подкосились, и меня тут же прижали к каменным плитам. Я тщетно размахивала руками, пытаясь ударить мерзавца. Второй насильник задрал на мне шерстяные юбки, обмотал ими мою голову и руки и придавил к полу мускулистыми коленями. Толстая ткань плотно закрыла мне лицо, не позволяя ни кричать, ни дышать. В голове помутнело, перед глазами все плыло. Отбиваться не было сил.
Не знаю, как долго длилась моя унизительная пытка – несколько мгновений или несколько часов. Тело мое будто разделили надвое: голова и плечи застыли, неподвижно прижатые к полу. Я лихорадочно втягивала воздух через плотную ткань и пыталась отключиться от того, что происходит с нижней половиной.
Чувство было такое, словно низ живота крушат тараном или орудуют огромным пестиком в ступе, колотя и измельчая плоть. Женское тело не в силах выдержать такого натиска. Я боялась, что моя утроба прорвет кожу живота и вывалится наружу, будто пронзенная копьем. Нутро содрогалось от непрерывной боли. Насильственные выпады сопровождало натужное фырканье и восторженные хриплые крики, будто я была не беспомощной женщиной, а грозным, но поверженным противником, которого добивали дубинками.
Я едва не теряла сознание, изнывая от стыда и боли. Наконец тяжелая туша одного насильника сползла с меня; на ноги удовлетворенно поднялся и второй мерзавец.
– Прикончи ее, – равнодушно заметил один из них.
