Его эротические фантазии о том, как он держит в своих объятиях обнаженную и покорную Бадру, померкли при виде того, что он увидел наяву. Ее грудь с темно-розовыми сосками была твердой, а кожа — золотистой, как спелый персик. В тусклом свете лампы ее тело светилось, как мед. У нее была тонкая талия и круглые бедра, ее лобок был прикрыт мягкими черными завитками. Несмотря на то, что ростом она едва доходила ему до щеки, ноги у нее были стройные и длинные.
Но ее прекрасное лицо — о, на нем застыло выражение тупой покорности. Оно было холодное и мертвое, ни игривости, ни страсти, ни нежности, ни любви… Безжизненное, как гробница.
Она стояла не двигаясь, как статуя, освещаемая неярким светом лампы.
И это было то, чего она хотела? Она хотела близости с ним?
Он не мог поверить в это. Одной рукой Кеннет взял ее за подбородок, стараясь заставить ее посмотреть ему в глаза. Ее теплые, атласные губы встретились с его, как сказочное, фантастическое облачко.
Пораженный, Кеннет подался назад, продолжая держать ее за подбородок. Ее поцелуй раздразнил его, лишал самоконтроля. Гнев его погас. Его закрутил дикий водоворот наслаждения. Кеннет закрыл глаза, подчиняясь своему страстному желанию. Продолжая крепко держать ее в объятиях, он обнял в руками ее голову и приблизил к себе.
Горячая кровь запульсировала у него в венах, когда он ощутил вкус ее губ.
Неожиданно он все понял.
Бадра целовала его совершенно бесстрастно. Ее губы, прикасавшиеся к его губам, были лишены всякого чувства. Он прижал ее еще ближе к себе, продолжая свой поцелуй и стараясь вызвать в женщине ответную реакцию.
Под возбуждающим беспощадным поцелуем Кеннета Бадра застонала, почувствовав, как он зажигает ее кровь. В ее теле разгорался жар, оно наполнялось неведомым ей сладким напряжением.
«Но не так, — билась у нее в мозгу протестующая мысль. — Не здесь».
Она вся сжалась в его объятиях. Он укусил ее за нижнюю губу, провел языком по ее рту, дразня и порхая по нему. Как жестокий завоеватель, его язык проник в ее рот и метался там, добиваясь своими прикосновениями ее ответной реакции.
Она прерывисто дышала, как в ловушке, зажатая его сильным телом. Их дыхания слились. Его язык бушевал у нее во рту, требуя ее капитуляции.
Два чувства овладели ею — страсть и ужас. Она не могла разрешить ему зайти слишком далеко, потому что ей нужно было только возбудить его. Убедить его, что она стоит его страсти. Разжечь его, чтобы он пошел за ней на край Земли.
Или в бордель в Каире.
Сегодня Бадра позволит вовлечь себя в этот древний как мир танец. Сегодня она станет его участницей, а не наблюдателем со стороны, как когда-то, подглядывая за Хепри с той вдовушкой… Она должна убедить его, что она стоит такой цены. Будет лучше, если во Дворце наслаждений ее купит бывший ее телохранитель, чем если это сделает какой-нибудь другой, жестокий мужчина. Кеннет, по крайней мере, постарался бы быть добрым. А она будет заботиться о нем.
В ее нежный живот уперся его твердый возбужденный член. Его большие теплые руки мяли край ее рубашки. Она успела вывернуться из его объятий прежде, чем его руки нащупали следы давно зарубцевавшихся шрамов от жестоких побоев у нее на спине.
— Нет, — сказала она, — Еще нет.
Согнувшись от напряжения, Кеннет тихо выругался, поняв, что опять остался ни с чем.
Она опять поступила с ним так же, как и в прошлый раз в библиотеке. Бадра. Его любовь. Его проклятье. Но только его женщина. Он остро желал обладать ею, он хотел взять ее, как мужчина берет женщину. Почувствовать ее мягкую кожу, но она подразнила его и снова выскользнула.
Он с опаской наблюдал, как она надевала свой кафтан цвета индиго, скрывая от его голодных глаз свое прелестное обнаженное тело. Она вздернула подбородок:
— Не надо арестовывать меня, Кеннет. Не надо просить правосудия у Джабари. Я стану твоей наложницей. Это та цена, которую я плачу за то, что взяла твою вещь. Я прошу только об одном одолжении. Отправляйся в Каир, в Шеферд-отель, и найди там маленькую девочку по имени Жасмин. Позаботься о ней. А потом ты найдешь меня во Дворце наслаждений, в том борделе, куда меня продали в первый раз. Они выставят меня на аукцион. Если ты хочешь меня, то купи.
— Что?? — ошеломленно спросил он, вне себя от потрясения.
Ее глаза потемнели от печали.
— Есть вещи еще более важные, чем жизнь сама по себе. Твоя мать знала это. Она пожертвовала своей жизнью, когда прятала тебя в ту корзину во время нападения Аль-Хаджидов. Любовь матери сильнее, чем Нил, она жарче, чем солнце. Мать, которая любит свое дитя, сделает все, чтобы его спасти.
Она помолчала. Ее печаль сменилась беспокойством.
— Ты арестуешь меня, Хепри? — спросила она тихо.
Он закрыл глаза и помотал головой:
— Никогда. Я никогда не посмею этого сделать, Бадра.
Когда он снова открыл их, она уже исчезла во мраке ночи.
Стоя перед распорядителем рабов во Дворце наслаждений, Бадра произносила слова, от которых содрогалась ее душа:
— Мне не удалось достать ожерелье, и поэтому я предлагаю себя вместо дочери.
Темные глаза Масуда остались бесстрастными. Он не удивился. Они находились в передней комнате борделя, предназначенной для приема клиентов и заключения сделок. Обстановку деловой комнаты смягчали пестрые — огненно-красные с бирюзой — покрытые вычурной резьбой диваны и столики атласного дерева, инкрустированные перламутром. У стены высилось нарядное шведское бюро.
Дрожащие ноги не слушались ее. Бадра хотела как можно скорее закончить это дело.
Она молила Аллаха, чтобы Кеннет сразу же последовал за ней. Несмотря на то что все происшедшее привело его в ярость и замешательство, у Хепри было доброе сердце. Он позаботится об ее дочери. Сейчас имело значение только то, что связано с Жасмин.
Бадра подняла подбородок кверху.
— Мы так договорились. Я предлагаю себя взамен дочери. Отдай мне ее.
Масуд щелкнул пальцами. Через несколько минут в дверях появилась Жасмин. Лицо девочки носило следы переживаний. Она с нетерпением ждала ее. При виде Бадры ее ангельское личико просветлело. С зажатым в руках маленьким мешочком она подбежала к ней. Бадра подалась вперед и крепко ее обняла. Затем, подняв глаза, она пристально посмотрела на стражников и Масуда:
— Я хочу побыть с ней немного наедине. Это все, о чем я прошу.
Мужчины, поворчав, все-таки удалились.
Бадра наклонилась над дочерью, вложив в свои объятия всю силу своей любви, все надежды своего любящего материнского сердца. Она поцеловала девочку и мягко зашептала ей в ушко. Она заглянула в мешочек девочки и удивилась, что у нее так мало вещей. Рваное тряпье на смену, еще какая-то мелочь.
