— Исключительно.
— И обаятелен?
— В высшей степени.
— Ты мне тоже нравишься, — сообщил он, словно открывая страшную тайну, подскочил к ней, сгреб ее в охапку и закружил по комнате.
Сирен засмеялась, обнимая его в ответ, и почувствовала, как на душе стало легче. Это была игра, ничего больше, но его порывистые объятия несли утешение и странное ощущение близости. Когда он отпустил ее, она быстро поцеловала его в шею.
Отступив, он смотрел на нее теплым взглядом, на щеках выступил румянец. Он на мгновение улыбнулся, потом перевел взгляд на корзину и небрежно спросил:
— Что ты готовишь?
Вернулись Пьер и Жан. Им не повезло у месье Клода. Теперь в городе хорошо знали, что Бретоны находятся под наблюдением за свои контрабандные дела. Как бы ни сочувствовал месье Клод их неудаче, он не мог рисковать своим индиго, чтобы оно досталось солдатам; ему приходилось думать о собственной семье.
На этот раз Жан был подавлен, Пьер сердит. Он сидел, нахмурившись, с угасшим взором, за чашкой кофе, сваренным из последней порции бобов, которыми им, похоже, придется довольствоваться некоторое время. Гастон шагал взад-вперед. Он по очереди проклинал губернатора и политику французского короля и сыпал самыми фантастическими предположениями насчет того, где бы он мог найти работу. Работы он не боялся и мог приложить руки к чему угодно. Конечно, он предпочел бы охотиться или торговать с индейцами, чем прибегать к физическому труду, но если так нужно, то он готов. Однако самое выгодное положение в Новом Орлеане, сулившее наилучшие виды и меньше всего работы, вероятно, занимал Рене как кавалер госпожи маркизы. Что они думают насчет его шансов вытеснить этого джентльмена?
Пьер только взглянул на него. Жан покачал головой.
— Тебе повезло бы точно так же, как если бы ты попросил взять тебя в охрану королевского склада.
— Вот еще, зачем бы я стал это делать?
— Затем, — неторопливо произнес его отец, — что как раз там и хранится наше имущество.
Сирен перестала помешивать тушеную рыбу, которую готовила.
— Если бы он смог стать охранником…
— Да, мы смогли бы выкрасть назад наши вещи, — закончил за нее Жан. — Но они скорее пустят мышь присматривать за сыром, чем возьмут одного из нас в охрану.
— Да, — сникнув, согласилась она.
Разговор на эту тему угас. Сирен накрыла на стол, и они поели. Бретоны по обыкновению встали помочь ей убрать со стола: выбросили за борт остатки еды, ополоснули тарелки в реке и принесли их помыть, отчистили большой чайник, которым она пользовалась, вытерли стол и подмели пол. Сирен была поглощена своими мыслями. Она отдала Гастону вытирать последние деревянные ложки и наконец заговорила:
— Предположим, — сказала она решительно, — предположим, что нам все-таки придется выкрасть товары?
— Ты сама не знаешь, что говоришь, — возразил Пьер. — Это было бы слишком опасно.
— Кража королевского имущества? Я уже сейчас чувствую удары кнута по спине. А Пьер не собирался быть повешенным. — Жан нарочно вздрогнул.
— Это не королевское имущество, — упрямо напомнила она. — Оно наше, его отняли у нас обманом.
— Губернатор бы с этим не согласился. — В голосе Пьера прозвучала горечь.
— Ну и будь он тогда проклят! — воскликнула она. — Мы что, позволим ему лишить нас средств к существованию, единственного способа улучшить наше положение?
— Ты уверена, что говоришь именно о губернаторе?
— О ком же еще? — Она повернулась к Гастону, который вставил это замечание.
— Например, о Лемонье?
Она понимала справедливость его предположения, но отказывалась признать, что это меняет дело, так же как не хотела признавать, что в немалой степени ее ярость была вызвана тем, что у нее отобрали и ее личные вещи, а вместе с ними — и ее планы на будущее.
— Ну и что? — требовательно спросила она. — Вы называете кражей попытку вернуть наши вещи, но ведь это нас обокрали. Мы все знаем, что случится с нашими товарами, если уже не случилось. Они попадут в сундуки жены губернатора или какого-нибудь интенданта, или армейского офицера. Эта замечательная колония — настоящее гнездо воров разного типа и ранга, официальных и всяких прочих. А как вас назовут, зависит только от того, попадетесь ли вы на этом.
Мужчины переглянулись. Наконец заговорил Пьер:
— Известно, что охрана не слишком усердствует после полуночи.
— И до нее, — поддержал Жан, — особенно, если угостить хорошей выпивкой.
— Мы не можем брать только свое; это все равно что ткнуть в самих себя пальцем. — Это мудрое замечание принадлежало Гастону, у него в глазах сверкала алчность.
— Мы не обычные воры, — сказал ему Жан, принимая достойный вид, который несколько потускнел, когда он продолжил: — Мы можем взять всего несколько чужих бочонков индиго и пару узлов с одеялами, чтобы просто запутать следы.
— Подкупать стражу слишком рискованно, — размышлял Пьер. — Может быть, какой-нибудь отвлекающий маневр, ну там пожар или драка?
— Или голая женщина, бегущая по улице? — предложил Гастон. Отец взглянул на него с сожалением.
— В этом нет ничего нового.
— Может, и так, но я бы, например, отвлекся.
— Я в этом не сомневаюсь, — уныло сказал Жан.
— И так они шутили и обсуждали разные предложения и через сутки не только решили, что сделать это можно, но и как это нужно устроить и когда выбрать лучшее время. Тем не менее, возможно, они и не решились бы окончательно принять на себя груз, связанный с последствием такого шага, если бы не записка от Рене.
Ее принес мальчишка, сообщив, что джентльмен по имени Лемонье, господин де Вувре, дал ему пиастр, чтобы он доставил ее. В ней коротко и деловито сообщалось, что мадам Водрей хочет нанять лодочников для поездки вверх по реке, чтобы доставить товары начальнику форта. Она была бы счастлива предоставить Бретонам работу, если бы они захотели принять предложение.
— Думаете, это наши вещи? — спросил Гастон, когда записка обошла всех.
— Возможно, — сказал Пьер.
— Жан фыркнул.
— Возможно! Я бы сказал, наверняка.
— Тогда мы согласимся? — Гастон переводил взгляд с дяди на отца и обратно.
Пьер сказал с мрачным выражением:
— Это деньги. То, в чем мы нуждаемся.
— Жалкие гроши за то, чтобы горбатиться на губернаторшу, когда мы могли бы получить собственную законную выручку, — улыбнулся Жан. — Конечно, товары могли бы исчезнуть и до прибытия.
— Да, если бы мы захотели навсегда податься в леса, — согласился Пьер.
Они минуту помолчали. Сирен нарушила эту тишину.
— Вам не кажется, что это предложение — оскорбление?
