— Нет, не помню.
Онор-Мари тяжело вздохнула. Нет, все бесполезно. Где она найдет его в этом гигантском мире?
— Ваше имя, я не могу припомнить его, — пробормотал Маре.
— Мадам де ла Монт.
— Нет! Я не могу вспомнить. Вы пришли сюда пешком в мокром платье и прожили здесь один день, оказавшись богатой знатной дамой. Виконтесса?
Баронесса? Дезире, Базина? О нет!
— Вы ошиблись, сударь.
Тон трактирщика стал властным.
— Нет! Я не так глуп. Я вспомнил вас, когда вы заговорили об индейцах, о вожде, Красном Волке. Вот отчего ушли гуроны!
— Куда? То есть… какие гуроны? О чем вы?
— Глупая девочка, — пробормотал пьяный. — Гуроны поселились вблизи моря несколько месяцев назад. Они одержали много побед, и их исконные враги ушли далеко на запад. Для этих дикарей странно жить вблизи города.
Они предпочитают глушь, первозданную природу. Но несколько месяцев назад сюда пришел совсем небольшой отряд, хорошо вооруженный, но как будто без воинственных намерений. Их вождь, Свирепый Волк, часто появлялся на берегу. Здесь портовый городок, и всем странен был интерес этого вождя к морю. Вчера утром они исчезли. Бесшумно, как призраки. Никто не заметил, как они уходили.
— И Свирепый Волк?
— Конечно. Он сам увел своих воинов.
— Это старый, мудрый воин?
— Я бы сказал, он молод. И грозное имя заслужил, говорят, в последнем бою. Это безжалостный дикарь. Но здесь почти привыкли к нему и перестали бояться. Да и губернатор не велел ссориться с гуронами. Он был здесь не для того, чтобы убивать, всякому было видно. Он ждал. Только никто не знал чего.
Сердце Онор упало, и слезы невольно покатились по щекам. Она тоже слегка опьянела, и эмоции захлестывали ее. Ее Волк! Не может быть, чтобы существовал второй человек с таким именем. Это он! Она так хотела, чтобы это оказалось правдой. Она не способна была принять даже возможность совпадения. Свирепый Волк! Что ж, свирепый так свирепый. Напоминание, с кем она имеет дело, не насторожило ее. Он ждал ее! Обещал ждать — и ждал.
Он наверняка чувствовал, что она близко. Но он ушел… Почему?
— Не плачь, — укоризненно проворчал Маре. — А чего ты хотела? Ты приехала с мужем. Он видел тебя, когда ты спускалась по трапу. И ушел.
Онор разрыдалась. Выпитое вино окончательно ударило ей в голову. Маре, свесив голову, начал дремать, сидя на табурете.
— Куда они ушли? — спросила она. Он вздрогнул и поднял голову, пытаясь сообразить, что ей нужно.
— Что? Куда? Не знаю, куда. Туда, где они живут.
И он окончательно рухнул лицом на стол и захрапел.
Онор тайком достала из чемодана карту, которой ей удалось разжиться, и изо всех сил напрягла воображение. Она нашла город, где они сейчас находились, и долго грустно разглядывала сплошную полосу лесов. Где-то там разбили свой лагерь индейцы. Где-то там… Всего дюйм на карте, и неизвестно, сколько дней пути по нехоженым тропам. Она убрала карту и подластилась к Монту.
— Наш трактирщик обещал прислать к нам проводника, который отлично знает здешние места. Он покажет нам дорогу, и заодно будет нас охранять,
— заметила она.
— Охранять? Он говорит, здесь опасно? Тогда, может быть, не стоит…
Онор готова была откусить себе язык.
— Нет, нет, — перебила она его. — Он не говорил, что здесь опасно.
Просто на всякий случай. Даже в окрестностях Парижа водятся разбойники.
— И то правда, — усмехнулся Монт. — Однажды они отобрали у меня триста ливров. Очень было жаль.
На другой день они наняли обещанного проводника и отправились в путь.
Четыре изматывающих дня они путешествовали без происшествий, а на пятый утром они проснулись уже одни, без проводника. Монт пришел в ужас. Онор громко выражала свое возмущение. Именно она накануне вечером заплатила их проводнику и велела ему исчезнуть. Он охотно принял деньги, и больше она его не видела. Теперь они блуждали наугад, сворачивая куда попало. Их лошади выбивались из сил. К исходу дня они выехали к форту, обнесенному частоколом. Там они и остановились.
Комендант форта Ле Шарбон гостеприимно принял путников, предоставил им комнаты в своих владениях и, открыв рот, слушал их рассказы о парижской жизни. Здесь, в захолустье, самые заурядные вещи казались увлекательными.
В форте было достаточно комфортно, и Монт решил остаться передохнуть на несколько дней. Онор поддержала его, как поддерживала вообще все его начинания. Она считала, что и ей не помешает отдых. Наконец, настал день, к которому она так долго готовилась. Вечером она всыпала Монту в ужин хорошую дозу лауданума, дождалась, пока он отключился, затем аккуратно уложила его в постель. Удовлетворенно послушав его молодецкий храп, она на цыпочках вышла из комнаты. Онор собрала лишь самое необходимое. Свою лошадь она вывела из стойла на рассвете, чтобы, если ее и увидят, то решили бы, что она поклонница ранних прогулок верхом. Все, она была свободна.
Онор уверенно углублялась в дебри. Ее лошадь послушно продиралась сквозь кустарники, куда ее направляла всадница. Нет, она не знала дороги.
Она проклинала себя, ведь этот путь когда-то она проделала с Волком, но ничего не запомнила. Она гнала лошадь на запад, ориентируясь лишь по солнцу. Здравый смысл подсказывал ей, что шанс отыскать гуронов среди непроходимых лесов Дальнего Запада слишком мал, но Онор не прислушивалась к нему. Она хотела одного — быть подальше от форта, от Монта, от всего мира. Так что, вперед! Вперед, в лес, к озерам. Комендант Ле Шарбон же сказал, что гуронов видели в районе Больших Озер. Может быть, их поселок все еще там, где был, когда она томилась в плену. Онор пришпорила лошадь.
Местность просто поражала безлюдием. Тропинка сузилась, и ветки хлестали ее, угрожая выбить из седла. Выдержит ли она многочасовую непрерывную скачку? Онор не умела ориентироваться в лесу, но интуитивно, как кошка, ощущала: от форта она удаляется. Стоял самый разгар дня, Онор уже чувствовала себя замученной, да и кобыла устала. Она спешилась, чтобы напиться воды из ручья, и дать лошади утолить жажду. С рассвета прошло уже много времени, и все это время она не вылазила из седла. Да и в душе Онор поднимался глухой ужас. Что будет, когда кончится этот день?
— задавалась она вопросом. Неужели заблудилась она в этой бесконечной дикой пустыне?
Неужели будет ночевать одна в лесу? Нет, только не это! Она снова вскочила на взмыленную кобылу и нещадно пришпорила ее. «Господи, сделай так, чтобы я встретила хоть кого-то, — взмолилась она. — Только не это одиночество!»
Мимо Онор мелькали холмы и долины, участки непроходимого леса и открытые всем ветрам равнины. Она заночевала в лесу, одна. Никто не потревожил ее. Новый рассвет она снова встретила в седле. И снова она скакала, скакала, не разбирая дороги, сломя голову, борясь с невыносимым страхом. Оружия у нее не было, мешок с сухарями истощался, впереди маячил призрак голода. И вот, когда она едва не завыла от ужаса и одиночества, перед ней открылся пейзаж, прекрасный уже оттого, что был знаком ей. Она стояла на краю каменистого обрыва, и гравий сыпался вниз, когда лошадь нетерпеливо перебирала ногами. Вот здесь когда-то они с Волком поднялись по склону. Вот дуб, под которым они отдыхали. Он столь огромен, что она не может ошибиться. Онор возликовала. Теперь она знала, куда ей ехать.
