— А я и не думал!
Кортни подозрительно посмотрела на него. Ладно, пусть веселится! По крайней мере лицо его уже не выражало решимости убийцы.
— Ну так вот, она наплела ему все это, и он пришел ко мне, чтобы… ну… услужить мне, понимаешь?
— Ну что ж, если хочешь, можешь расценивать это так.
— Не надо иронизировать, Чандос. Все еще благополучно закончилось. Даже узнав, что я его не хочу, он мог взять меня силой. Но он же не сделал этого!
— Ну ладно. — Чандос вздохнул. — Я не буду его убивать. И все же мне надо уладить кое-какие дела. Жди меня у себя. — Заметив тревогу во взгляде Кортни, он нежно дотронулся до ее щеки. — Не волнуйся, Кошачьи Глазки. Я не сделаю ничего такого, что тебе неприятно. А теперь приведи себя в порядок и отдохни. Тебе не помешает немного поспать. Я ненадолго.
Голос Чандоса успокоил Кортни, а его прикосновение сказало, что ей больше не о чем беспокоиться. Она вышла из кухни, оставив его наедине с Калидой.
Едва Кортни переступила порог своей комнаты, как тут же ощутила последствия драки с Калидой: больная нога заныла с новой силой. Она проковыляла к маленькому овальному зеркальцу, висевшему над комодом, и, взглянув на свое лицо, застонала. О Боже, Чандос видел ее в таком виде! Какой кошмар!
Волосы в беспорядке, платье залито кофе и в нескольких местах порвалось, в одной из прорех на плече видны три полукруглые ранки с запекшейся кровью. На шее тоже засохшая кровь. В уголке глаза и за ухом царапины.
Кортни знала, что позже проступят синяки. Проклятая Калида! Хорошо, что Чандос поверил Кортни и увидел наконец всю низость своей бывшей любовницы. Теперь-то он вряд ли захочет переспать с ней. Эта мысль доставила Кортни злорадное удовольствие.
Прежде всего следовало принять ванну, и она опять спустилась в кухню. Чандоса и Калиды там уже не было. Пока грелась вода для ванны, Кортни подтерла на полу лужицу пролитого в драке кофе. Тут пришла из церкви Мама и помогла Кортни занести ванну наверх. Кортни ни словом не обмолвилась о случившемся, сообщив только, что Чандос вернулся.
Когда она вымылась и собиралась выливать воду из ванны, появился Чандос. Вошел он, разумеется, не постучав, но Кортни уже привыкла к его бесцеремонности.
Его вид напугал ее. Почти такой же встрепанный, какой была она сама после драки с Калидой, он, пригнувшись, держался за бок.
— О, это именно то, что мне надо! — сказал он, взглянув на ванну с водой.
— Полагаю, ты не собираешься мне ничего рассказывать? — сухо спросила она.
— А нечего рассказывать, — проговорил он и, вздохнув, добавил:
— Я его не убил. Но и спустить это ему не мог. Калида улизнула из кухни сразу же после твоего ухода, иначе я задушил бы ее.
— Но, Чандос, ведь Марио ничего не сделал!
— Он прикасался к тебе.
Такой ответ позабавил Кортни. Подумать только, какой собственник!
— И кто же победил?
— Считай, ничья, — сказал он, со стоном присаживаясь на кровать. — Но, кажется, сукин сын сломал мне ребро.
Кортни поспешила к нему и потянулась к пуговицам на его рубашке.
— Дай посмотрю!
Но она не успела до него дотронуться: схватив Кортни за руку, он вопросительно взглянул на нее. В его голубых глазах было столько чувства, что она растерялась, не совсем понимая, что творилось сейчас в его душе.
Кортни отступила на шаг.
— Ты хотел принять ванну, — смущенно проговорила она. — Мойся, я выйду.
— Можешь остаться. Я верю, что ты не будешь подглядывать.
— Вряд ли это удобно…
— Останься, черт возьми!
— Хорошо.
Кортни повернулась и пошла к окну. Придвинув стул к подоконнику, она села, напряженно выпрямив спину и стиснув зубы, и стала молча ждать.
— Как твоя нога? — спросил он.
— Лучше. Он нахмурился:
— Не дуйся. Кошачьи Глазки! Просто я не хочу, чтобы ты без меня наткнулась на Калиду.
Слыша, как падает на пол одежда, Кортни рассеянно смотрела в окно. Люди возвращались из церкви, двое мальчишек самозабвенно гоняли мяч, маленькая девочка бегала за собакой. Кортни видела все как бы сквозь пелену тумана. Сапоги Чандоса со стуком упали на пол, и она вздрогнула.
Его стремление охранять ее и всегда держать в поле зрения, конечно, весьма похвально, но сейчас Кортни не могла оценить его заботу. Знал ли он о том, что она, сидя у окна, мысленно представляла себе каждое его движение? Сердце чуть не выпрыгивало из груди от волнения.
Послышался всплеск воды и его шумный вздох. Вода, наверное, уже остыла, и Кортни, решив, что ему холодно, вообразила, как растирает его тело.
Она вскочила со стула. Как он смеет подвергать ее этой пытке? Ей казалось, словно ее поджаривают на медленном огне. А он беззаботно плещется в ванне, даже не подозревая о том, как ей плохо. Бесчувственное животное!
— Сядь, Кошачьи Глазки. А еще лучше полежи. Его глубокий глухой голос заставил ее затрепетать. Кортни села.
«Думай о чем-нибудь другом, Кортни… о чем-нибудь другом!»
— Ты сделал то, что хотел, в Парисе? — слабым голосом пробормотала она.
— Нет, теперь мне придется ехать в Сан-Антонио.
— До или после того, как отвезешь меня в Уэйко?
— После, — отозвался он. — Но мне надо торопиться, поэтому поедем быстро. Выдержишь?
— А разве у меня есть выбор?
Кортни поежилась, поняв, что в ее голосе прозвучала обида. Но что она могла с собой поделать? Она была уверена: Чандос придумал Сан-Антонио, чтобы поскорее избавиться от нее.
— Что случилось. Кошачьи Глазки?
— Ничего, — холодно отозвалась она. — Мы едем сегодня?
— Нет, мне надо отдохнуть. И потом, по-моему, ты не выспалась прошлой ночью.
— Ты прав. Помолчав, он спросил:
— Не найдется у тебя чего-нибудь, чтобы перевязать мне ребро?
— Например?
— Нижняя юбка подойдет.
— Только не моя, — возразила она. — У меня их всего две. Пойду спрошу у…
— Нет-нет, не беспокойся, — оборвал ее Чандос. — Может, никакого перелома и нет, а только ушиб.
Господи, неужели ей даже на минутку нельзя выйти из комнаты?
— Я что, наказана, Чандос? Почему ты не выпускаешь меня?
— Я думал, ты уже привыкла оставаться со мной наедине. Кошачьи Глазки. С чего это вдруг ты испугалась?
— С того, что неприлично сидеть рядом с тобой, когда ты моешься! — взорвалась Кортни.
— Если тебя беспокоит только это, то я уже помылся.
Кортни оглянулась. Ванна была пуста, а Чандос сидел голый на краю постели. Вокруг бедер он обмотал полотенце. Ее глаза опять метнулись к окну.
— Господи, может, ты хотя бы накинешь на себя что-нибудь?
— Кажется, я оставил свои вещи внизу, в кухне.
— Я принесла твои сумки наверх, — сухо сказала она. — Они там, у комода.
