– Я знаю, сын мой, этот иноверец касался бутылки. Но нам не стоит печалиться из-за этого. Он держал в руках лишь сосуд, касался стекла, а это не имеет значения. Священная кровь нашего Господа не была осквернена, – спокойно проговорил отец Джакомо. Затем наклонился к Стефано и прошептал на ухо: – Поверь мне, этот парень поплатится за свое кощунство. Господь покарает его, когда придет время. – Он снова выпрямился и положил Стефано руку на плечо. Глаза его сияли. – А теперь пошли, сын мой, не будем терять времени. Господь спас нас от грозящей опасности. Он будет и дальше осенять нас своим благословением, если мы будем верно служить Ему и не свернем с Его пути.
Отец Джакомо оперся на свой посох и быстро зашагал вперед. Стефано поспешил за ним. Конечно, отец Джакомо прав. И все же он никак не мог изгнать из мыслей того стражника у ворот. Его необыкновенно лучистые голубые глаза продолжали неотступно следить за ним. Отчетливо, будто воин все еще стоял перед ним, Стефано видел его странную, высокую, украшенную золотым шнуром шапку и его яркое одеяние, в лучах солнца слепившее глаза. При воспоминании о кривой сабле, висевшей на поясе солдата, Стефано прошиб холодный пот. Сверкающий клинок казался смертельно острым. Быть может, достаточно острым, чтобы рассечь волос или одним ударом отсечь голову от туловища. Хотя они находились уже не один год в пути и много постранствовали по свету, прежде чем добрались до Иерусалима из своего родного монастыря, затерянного в горах Умбрии, Стефано еще никогда не видел таких воинов. Таких красивых и одновременно пугающе опасных.
– Кто были эти солдаты у ворот? – спросил он, в несколько прыжков догнав отца Джакомо.
– Это янычары, сын мой, – ответил наставник с той же готовностью, с которой всегда просвещал его. – Сами они любят называть себя стражниками Иерусалима, султановым войском. На самом деле это дети из тех христианских провинций, которые были захвачены арабами. Их насильно отрывали от родных семей. Это несчастные души, которых османские стервятники сбили с истинного пути и заставили вместо библейской правды внимать лживым измышлениям Корана. – Отец Джакомо вздохнул и горестно покачал головой. – Множество прекрасных молодых мужчин таким образом попали в руки мусульман! Но они еще не потеряны, во всяком случае, не все. Как знать, быть может, нам удастся обратить кого-нибудь из них в истинную веру. Такова наша миссия...
Стефано с восхищением посмотрел на отца Джакомо. На каждый его вопрос тот знал ответ. Знания его были воистину безграничны и всеобъемлющи. Иногда юноше казалось, что это ангелы небесные нашептывают ответы святому отцу.
Они шли по улице, непривычно узкой по сравнению с улицами других городов, коих встречалось им великое множество. Но и здесь ключом била жизнь. Мимо них спешили мужчины и женщины в самых разных одеяниях. Блеяли овцы и козы, дети играли прямо на улицах в прятки и в другие странные игры, не знакомые Стефано. Какой-то мужчина тащил на спине клетку, набитую белыми голубями. Птицы тревожно били крыльями в своей тесной тюрьме, их белые перья летели на дорогу. Да, Иерусалим был другим, совсем не похожим ни на один из виденных прежде городов.
Преисполненный благоговейного трепета, Стефано огляделся. В мечтах он уже не раз входил в ворота Священного Города. Но даже в самых смелых грезах он не представлял его таким роскошным и величественным. Горний Иерусалим. Город, в котором проповедовал Господь Иисус Христос, в котором Он, Сын Божий, во имя искупления грехов человеческих принес себя в жертву, испил чашу страданий. Здесь, на Голгофе, Он был распят и на третий день воскрес, «смертию смерть поправ». О, Иерусалим. Стефано никак не мог осмыслить, что его ноги в этот момент касались камней, по которым когда-то ходил Иисус. Охотнее всего он пал бы сейчас ниц и поцеловал бы эти камни.
– Стефано, что с тобой? – Голос отца Джакомо вывел его из раздумий. – Ты стоишь в оцепенении, и у тебя такие глаза, будто тебе только что явился ангел-провозвестник. Еще немного – и ты падешь на колени прямо на улице.
Под ироническим взглядом отца Джакомо щеки Стефано покрылись легким румянцем.
– Простите, святой отец, но...
– Хорошо, хорошо, сын мой. – Отец Джакомо потрепал его по плечу. – Я могу тебя понять. Ты еще молод. Но лучше прибереги свое благоговение и изумление до того момента, когда мы окажемся у Гроба Господня. Все это, – он обвел руками оставшиеся позади городские стены и ворота, убегавшую вперед узкую улочку и дома вокруг, – все это не более чем творение рук человеческих. И может быть так же легко разрушено, как и было построено. В то время как творения Господа нашего Иисуса Христа останутся в вечности. Пойдем, Стефано, продолжим наш путь.
Они шли по извилистому лабиринту улиц, проходили сквозь небольшие арки, пересекали площади и оказывались в переулочках, настолько узких, что плечи Стефано задевали стены домов справа и слева. Наконец улица стала немного шире. Они вышли к колоннаде, за ней открывалась площадь, на фронтальной стороне которой возвышалось большое здание.
– Вот мы и у цели, – с улыбкой возвестил отец Джакомо, вышагивая дальше. – Через несколько мгновений мы будем стоять у Гроба Господня.
Стефано замер в недоверчивом удивлении. Разве отец Джакомо не говорил ему, что сам впервые находится в Иерусалиме? И при этом нашел верный путь, пройдя через весь запутанный лабиринт улиц и переулков и ни разу не спросив дорогу? Нашел правильный путь с уверенностью и безошибочностью почтового голубя. Или это Господь вел его? Может, перед ними летел ангел, которого Стефано не видел лишь потому, что недостаточно крепка была его вера?
– Ну идем же, Стефано! – позвал отец Джакомо, уже почти достигший большой двустворчатой двери храма. – Иди же наконец!
От волнения у Стефано подступил комок к горлу. Со всей прытью, на которую был способен, он бросился догонять отца Джакомо.
Левая створка дверей была открыта. Медленно и степенно вошли они в притвор церкви. Свет, падавший через приоткрытую дверь и высокие узкие окна, скупо освещал притвор, все остальное пространство было погружено в темноту. И было тихо. Настолько тихо, что собственное дыхание казалось Стефано громким, как сопение разъяренного быка. Похоже, никого кроме них внутри не было. Тем сильнее он испугался, когда к ним вдруг подошел какой-то мужчина, словно возникший из небытия.
– Добро пожаловать в храм Гроба Господня, путники, – произнес он. На нем был головной убор, который Стефано до того видел только у мусульман. Мусульманским было и его одеяние, к тому же у него была волнистая борода, достававшая ему до самой груди. Он потер руки, как человек, в лавку которого они вошли и который предвкушает выгодную торговлю. Что ему было здесь надо?
