На ранчо Прайда царило полуденное затишье.
Райна спешилась и отвела Старфайера в большую каменную конюшню. Протерев ему шкуру, она поставила жеребца в стойло и отправилась на ранчо своих родителей.
Сначала они получили сто акров в подарок от Патрика Прайда по случаю бракосочетания ее родителей. Остальные прикупили позже, на деньги от продажи лавки ее матери.
Теперь площадь ранчо де Варгасов составляла тысячу акров.
Райна гордилась родителями. Они любили друг друга и сумели свить уютное семейное гнездышко в том возрасте, когда другие не решаются начинать все сначала. Но в то же время родители вызывали у нее беспокойство.
Велвет не могла забыть свое прошлое. Если не считать общения с Илке Прайд, она жила очень уединенно. А Рио был по-прежнему непоседлив. В свои неполные семьдесят лет он работал по восемнадцать часов в день, успевая уделять внимание и своему ранчо, и земле Патрика Прайда, для которого стал незаменим – он был его правой рукой.
Улисс мог бы избавить отца от части работы, сердито думала Райна. В его годы пора бы осесть и угомониться. Но ему было начхать на ранчо, да и на всех, кто там жил. С тех пор как Улисс вернулся из Гарварда и открыл адвокатскую контору в Керрвилле, а затем получил место в законодательном органе штата, он почти никогда не бывал дома.
Это несправедливо, думала Райна, хмурясь. Если бы ей предстояло унаследовать ранчо Прайда, уж она бы не дремала – все свое время тратила на то, чтобы содержать в порядке сто тысяч акров земли.
Улисс… Почему, о чем бы она ни думала, ее мысли снова и снова возвращались к нему?
И вот теперь, в двадцать с небольшим, она поняла, что может остаться старой девой, потому что не в состоянии рассмотреть ни одного достойного мужчины за тенью, отбрасываемой Улиссом на ее жизнь.
Илке и Патрик Прайд уже сидели за столом, когда в столовую вошел Улисс.
– Это голос Райны я слышала там во дворе? – спросила Илке с улыбкой.
– Да, она привезла почту.
– Как мило с ее стороны.
– «Мило» – слово неподходящее, и я не стал бы его употреблять, говоря о Райне, – ответил сын, отдавая почту отцу, прежде чем сесть за стол.
– Перестань, Улисс, ты, конечно, так не думаешь. Она прелестная девушка, – попеняла ему Илке.
– И отличная наездница, – добавил Патрик. – Рио повезло.
– Это в чем же? – Улисс не мог удержаться от вопроса.
– Мужчине не нужен сын, когда у него такая дочь. Она знает, как вести дела на ранчо, не хуже, чем отец.
От гнева лицо Улисса застыло. Ему надоело слушать, как отец восхваляет Райну де Варгас, выставляя ее образцом всех добродетелей, надоело слушать замаскированные сравнения с собственной персоной, которые всегда были не в его пользу.
– Есть на свете более важные вещи, чем умение ловко сидеть в седле, – сказал Улисс, стараясь сохранять спокойствие.
Глаза Патрика приобрели сходство с буравчиками.
– Возможно, ты и прав, если речь идет о городских жителях. Но мы фермеры. По крайней мере твоя мать и я. Думаю, лошади и скот не имеют большого значения для законника, как ты.
– Ну хватит вам, – вмешалась Илке, прежде чем Улисс нашелся, что ответить. – Неужели нельзя хоть раз спокойно поесть?
Патрик посмотрел на Илке с таким неприкрытым обожанием, что у Улисса возникло неприятное ощущение, будто он тайно подглядывает за ними в дверную щелку.
– Конечно, можно, я только хочу…
– Не имеет значения, чего ты хочешь. И ты, и я не можем жаловаться – все наши желания исполнились. Теперь наступила очередь Улисса. – Свои суровые слова Илке произнесла таким нежным тоном, что Патрику не оставалось ничего, кроме как согласиться с ней.
Никто на свете не умел так управляться с его отцом, как мать. Иногда, глядя на них, Улисс чувствовал себя древним старцем. Его родители вели себя моложе и беззаботнее, чем им предписывал возраст, и уж, во всяком случае, много свободнее, чем он вел себя хоть раз в жизни. Эти их взаимные поддразнивания, смех, нежные слова и взгляды – ни о чем подобном он не помышлял.
При мягком освещении Илке выглядела намного моложе своих пятидесяти четырех лет. В ее светлых волосах кое-где проглядывали серебряные нити, а на лбу и в углах глаз время прочертило едва заметные тонкие линии. Но кожа еще сохраняла свежесть и моложавость, а фигура была чуть ли не по-девичьи стройной.
Она похудела, внезапно осознал Улисс. Его гнев на отца тотчас же испарился, пока он разглядывал мать. Она показалась ему несколько бледной и усталой, как будто не высыпалась. Он уже собирался ее спросить, как она себя чувствует, когда Патрик передал ей почту.
Как обычно, больше всего писем было адресовано Илке. За долгие годы она обзавелась многочисленными друзьями из аболиционистов,[2] с которыми познакомилась еще до Гражданской войны, и наставников Улисса, которому слабое здоровье не позволяло посещать школу в Керрвилле и ездить верхом на расстояние в пять миль. Были и просто знакомые, которые появлялись в тех редких случаях, когда она куда-нибудь уезжала.
Илке сортировала письма, и, когда узнавала знакомые имена, ее лицо светлело.
– О, смотри, вот письмо от Шарлотты, – радостно воскликнула она и осторожно вскрыла конверт, стараясь не повредить марку, так как Патрик их коллекционирует. – Уже столько месяцев от нее не было писем.
У Улисса возникло ощущение, что его внутренности завязались в тугой узел. Он никогда не мог понять многолетней дружбы матери с этой лицемерной сучкой и интриганкой, первой женой отца. Именно на ней лежала вина за то, что он был рожден вне брака.
Илке была так добра и доверчива, что могла бы найти положительные черты у самого дьявола.
Но, по мнению Улисса, князю тьмы было далеко до Шарлотты Готорн, графини Гленхэйвен.
– Хочешь, чтобы я прочла его вслух, дорогой? – спросила Илке Патрика.
– Еда остынет. Почему бы не повременить с чтением письма до конца обеда?
Слава Богу, подумал Улисс. У него наверняка пропал бы аппетит после прочтения очередного инфантильного послания Шарлотты. Большей частью это были описания мод, мест, которые она посетила, и влиятельных людей, с которыми познакомилась. За всю свою жизнь Улисс так и не смог понять, что общего могло быть у его матери, серьезной, мыслящей женщины, и этой графини. Единственное, что они побывали замужем за одним человеком, но как раз об этом обстоятельстве Улисс предпочел бы забыть.
Он постарался отогнать неприятные мысли и перенести все свое внимание на еду. Илке по праву считалась великолепной кулинаркой и обучила этому искусству своих помощниц. Жареный цыпленок, подрумяненная, с хрустящей корочкой картошка и зеленый горошек со сливками были восхитительны.
