Ее защитник ушел. Стукнул молоток судьи, и ее снова потащили прочь. На этот раз за требование выслушать ее ударили в ухо так, что у нее закружилась голова.
Аманду отвезли в тюрьму и бросили в другую камеру, каморку без окон с соломенным тюфяком на полу и тонким одеялом.
– Нет, вы не понимаете…
– Это вы не понимаете, моя прекрасная леди, – шлепнула ее надзирательница. – Кто-то заплатил за отдельное помещение, но вас осудят за убийство, до конца месяца повесят, и делу конец. – Тюремщица снова шлепнула Аманду и так толкнула, что она упала на холодный и влажный каменный пол.
У Аманды не было ни денег, ни друзей, ни связей. И все из-за отвратительного поведения сэра Фредерика. Ее и Элейн пускали на знаменитые балы исключительно благодаря доброте титулованной крестной матери Аманды. А сэр Фредерик позволял дочери и падчерице эти развлечения исключительно для того, чтобы Элейн нашла подходящую пару. Юная Элейн теперь не могла помочь Аманде, и одному Богу известно, где сын сэра Фредерика Эдвин и считает ли он ее убийцей. Все родственники ее матери давно умерли, а равнодушная родня отца жила в Йоркшире, в нескольких днях езды от Лондона. Слишком поздно Аманда вспомнила, что ее крестная мать на водах в Бате. Конечно, слуги графини пошлют за ней. Наверняка…
Следующие два дня Аманда провела одна. Никто не приходил, потому что никто не верил в ее невиновность. Она перестала считать дни по мискам с кашей, которые подсовывали ей под дверь, перестала кричать, заслышав в коридоре звон ключей. Когда начались кашель, лихорадка и озноб, она перестала надеяться.
Нет, это не могло случиться с ней. Она бы этого не допустила. Просто… не допустила.
Еще девочкой Аманда поняла, что если свернуться клубком и вести себя тихо как мышка, ее никто не заметит. Так она делала, когда ее отец лежал на смертном одре после несчастного случая с каретой, пока все вокруг метались в слезах. Она научилась оставаться в тени, когда ее мать вышла замуж за сэра Фредерика, позже не позволяла себе прислушиваться к слезам матери, когда ничем не могла помочь. После смерти матери Аманда предпочла уходить в свой собственный мир, не слушая критику тети Гермионы, которая требовала прекратить витать в облаках.
В мечтах Аманда могла отправиться куда угодно – туда, где ее никто не мог найти, никто не мог обидеть. Поэтому, свернувшись на тюремном полу, она в ожидании смерти представляла себе прогулки и пикники с родителями.
– Этот номер у вас не пройдет. Палача в моей тюрьме никто не обманет, – пнул ее надзиратель.
Двое заключенных держали ее, пока ей насильно вливали кашу в горло. Аманда выплюнула еду. Ее снова били, но она не чувствовала ударов, не видела мучителей, она была в другом мире.
– Думаете, если станете изображать ненормальную, это вас спасет? Вы сумасшедшего дома не видели! Оказавшись там, будете умолять о петле.
Аманду оставили в покое, и она еще глубже ушла в себя, подальше от этого ада.
Она не замечала, как стражники судачат, кто натешится ею первым, когда у начальства будет выходной. Она лишь слышала, как отец зовет ее от озера.
– Иди к папе, куколка. Иди сейчас же.
Она была наполовину там.
– Нет, – отрезал Рекс. – Я не стану этого делать. – Он не потрудился сесть, демонстрируя презрение к приглашению отца и намерение поскорее улизнуть. Рекс прислонился к каминной полке, чтобы уменьшить нагрузку на покалеченную ногу. Ворот рубашки распахнут, галстука нет, бриджи в пятнах и порваны. Чересчур длинные вьющиеся волосы лезут в глаза. Он небрит, а пахнет от него хуже, чем от сидящей у его ног собаки.
Лорд Ройс наморщил нос, но не стал критиковать внешний вид сына. То, что Рекс явился на его зов, уже само по себе благо.
– Даже чтобы помочь другу?
Рекс поднял стакан бренди.
– Твой друг, ты и помогай.
– Ну, тогда помоги мне.
– Что, поехать в Лондон, где я почти слепну от потоков вранья? Ба, сомневаюсь, что в этом городе найдется хоть один человек, у которого язык не замаран ложью. Если они не лгут на службе, то клевещут друг на друга в свободное время.
Графу оставалось только согласно кивнуть. Когда он появлялся в свете, у него самого зубы ныли от лжи, постоянно атаковавшей его чувства.
– А теперь будет еще хуже, – продолжал Рекс. – Все станут расспрашивать о моей ноге, сочувствовать, и ни один мерзавец не сделает это искренне. Они предпочли бы, чтобы я не вернулся. Я для них неприятное напоминание, что война – это кровь и клочья человеческого мяса, а не торжественные парады и красивая форма. Все будут смотреть на мое изувеченное лицо и притворяться, что шрама нет. К тому же не забывай, что и для армии я был конфузом, пятном, о котором предпочитали не говорить. Офицер, который не сражался, лорд, презревший законы чести! Шпион! Ты думаешь, до Лондона не дошли слухи, что мы с Дэниелом дикари и чудовища, а не джентльмены?
– Ты был ранен на службе отечеству и много раз получал благодарность. Они будут помнить об этом!
– Они будут помнить, что я вопреки кодексу чести мучил военнопленных, пока они не выдавали тайны. Или мне признаться, что я просто старался услышать правду?
Граф, потягивая вино, отвел взгляд.
Рекс поднял стакан в насмешливом приветствии.
– Как это сделал ты, отец?
Лорд Ройс не смог защититься против обвинений в коррупции. Что он мог сказать? Что заключенный невинен, поскольку в его голосе нет ни одной фальшивой ноты? Его бы высмеяли и выгнали с должности. Вместо этого его обвинили во взяточничестве. По какой другой причине ему стремиться спасти вора от петли? Все улики и свидетели подтверждали вину несчастного, а, прокурор оказался честолюбивым негодяем.
И настоящий преступник остался на свободе. Если лорд Ройс не брал взятку, то он безумен и не способен исполнять обязанности судьи, объявил сэр Найджел. Определять правду по тону голоса? Вздор.
Дело обернулось бы гораздо хуже, если бы кто-нибудь, поверив в это, вытащил на свет божий старые истории о колдовстве и волшебстве. Судья может читать чужие мысли? В Англии ко всему необычному и сейчас относились так, как во времена древнего сэра Ройстона. Сейчас, конечно, за такое не повесят, но объявят ненормальным и запрут в сумасшедший дом. Хуже того, это изуродовало бы жизнь Рекса, к нему относились бы как к двухголовой корове в бродячем цирке. Поэтому лорд Ройс ушел в отставку, сославшись на плохое здоровье.
Он мог занять место в палате лордов, слушать диссонирующие ноты крючкотворства и сутяжничества и стать объектом пересудов. Он мог предаться праздности, сутками пьянствовать и играть в карты, если бы кто-нибудь сел играть с человеком, подозреваемым в подлом поступке. Вновь разгорелись пересуды о том, почему леди Ройс живет отдельно. Конечно, он тщательно оберегал семейные тайны. Лорд Ройс не опровергал ни одного обвинения, не давал объяснений. Он предпочел жить в провинции и растить своего мальчика.
