— Спаси меня, Латония! Ты должна меня выручить! Как я могу уехать в Индию? Я же потеряю Айвена!
Ее тон укрепил Латонию в подозрениях, которые она не решалась высказать вслух. Маркиз все еще колебался и, видимо, был готов отказаться от женитьбы, чтобы не расстраивать своего отца.
И, хотя Тони не сказала ничего, что прямо или косвенно подтвердило бы эту мысль, но они с кузиной были близки, как редко бывают близки даже родные сестры, и Латония безошибочно чувствовала, что Тони боится покинуть маркиза оттого, что их отношения по-прежнему остаются весьма шаткими.
Она медленно разгладила письмо, которое кузина, должно быть, в отчаянии помяла, и прочитала:
«Дорогая племянница!
Меня весьма огорчило письмо леди Ауддингтон касательно ее сына Эндрю, а также отзывы друзей и знакомых о вашем поведении в Лондоне. Вероятно, ваша компаньонка не справилась со своими обязанностями и не держала вас в той строгости, как желал бы ваш отец. Посему я намерен взять вас с собой в Индию, куда я уезжаю через четыре дня. Думаю, нам обоим будет полезно узнать друг друга получше.
К несчастью, я не смогу приехать в замок и потому вынужден просить вас быть в нашем доме на Керзон-стрит самое позднее в четверг. В пятницу мы уезжаем в Тильбюри. Я уже заказал места на пароходе «Одесса».
От вашего имени я принес глубочайшие извинения леди Ауддингтон и с радостью узнал, что ее сын поправляется. Нет сомнений, нам невероятно повезло, что эта скандальная история, бросающая тень на честь нашей фамилии, не попала в газеты и не стала достоянием общественности.
Будьте любезны сообщить мне время вашего прибытия на вокзал Кингз-Кросс, и я пришлю за вами карету.
Остаюсь искренне ваш Бранскомб.
PS . Если это еще не известно вам, сообщаю, что после смерти вашего отца, я стал вашим опекуном.»
Латония дочитала до конца и подняла голову.
— Тони, дорогая, ты обязана ехать, — сказала она. — Он ведь теперь твой официальный опекун.
— Не поеду! Ни за что! — как всегда дерзко воскликнула Тони.
— У тебя нет выбора, — отозвалась Латония. — В конце концов, сейчас он распоряжается твоим состоянием. Он может отказаться давать тебе деньги, если ты не поедешь с ним.
— Ненавижу дядюшку Кенрика! — воскликнула Тони. — И всегда ненавидела, с тех пор как впервые о нем услышала! И вообще мне кажется, что отец втайне его побаивался.
— Как так? — удивилась Латония.
— Дядюшка Кенрик всегда отличался умом, и рядом с ним отец чувствовал себя просто глупцом. Он обижался, что все превозносят младшего брата, а на него не обращают внимания.
— Ничего, ты его очаруешь, — успокаивающе произнесла Латония. — Ты всегда очаровывала мужчин, Тони, и не думаю, что твой дядюшка сильно отличается от других.
— Отличается, да еще как! — ответила Тони. — Дядюшка Кенрик — не мужчина, а родственник, а родственники всегда невыносимы, сама знаешь!
— Если не считать нас, — улыбнулась Латония.
— Мы — совсем другое дело, — Тони. — Ты мне не родственница, а часть меня самой, точно так же, как я — часть тебя.
На мгновение она замолчала, а потом продолжила:
— Тебе повезло. У тебя все родственники похожи на твою маму, а она всегда была такой милой!
Тони поднялась с диванчика и прошлась по комнате.
— Не поеду в Индию! Не поеду! Не поеду! Говори что хочешь, но я не поеду!
— Я еще ничего не сказала, — отозвалась Латония, — кроме того, что ты должна слушаться дядюшку.
— Если я поеду с ним, то потеряю Айвена — я это точно знаю! Его мать и отец живо до него доберутся и объяснят, что я не гожусь ему в жены. А он всегда их слушался и не успеет опомниться, как уже окажется у алтаря с какой-нибудь германской принцессой!
— Не может же он быть настолько беспомощен.
— Может, — отрезала Тони. — Только сам этого не понимает. Ему еще в детстве внушили, что в жизни главное — роскошь, пышность, все эти поклоны и экивоки. — Она махнула рукой. — Я научила его получать от жизни куда больше удовольствия. Мы смеялись и веселились просто потому, что мы люди, а не куклы на ниточках.
— И ты думаешь, что он забудет тебя и свою любовь?
— Меня он любить не перестанет, — сказала Тони, — но будет верить, что обязан выполнить желание своего отца — то есть стать важным герцогом и виться вокруг трона.
Она говорила до того уверенно, что эта картина как наяву встала у Латонии перед глазами.
Посмотрев в красивое, но взволнованное лицо кузины, она спросила:
— И что же ты хочешь сделать?
— Я точно знаю что, — ответила Тони, — или, вернее, что ты можешь сделать для меня.
Она остановилась у дальней стены и, бросив через всю комнату на кузину пронзительный взгляд, звенящим голосом произнесла:
— Ты поедешь в Индию вместо меня!
Латония потрясенно уставилась на Тони:
— Ты, конечно, шутишь.
— Нет, — ответила Тони. — Я говорю серьезно. Да и потом ты сама должна понимать, что это единственный выход.
— Как… как я могу? Это же невозможно!
— Если подумать, то как раз наоборот, — перебила Тони. — Дядюшка Кенрик не видел меня уже лет восемь — десять.
— Но ведь он знает, как ты выглядишь.
— Да, но я очень похожа на тебя, а ты — на меня, — ответила Тони.
И это была правда. У обеих девушек были светлые волосы, глубокие голубые глаза, да и роста они были почти одинакового.
Только у Тони лицо было подвижным и озорным, а у Латонии — более спокойным и одухотворенным. Высший свет не успел наложить на него свою печать, и оттого Латония казалась гораздо невиннее Тони. Было что-то нежное и юное в ее глазах и мягких губах, которые в отличие от губ кузины еще не знали поцелуя.
И все же Латония понимала, что Тони права.
— Твой замысел невыполним, — сказала она вслух. — А если твой дядюшка узнает правду? Представляешь, как он рассердится?
— Может, и рассердится, но ты будешь уже в Индии или, по крайней мере на полпути туда, а я выйду замуж за Айвена, потому что старый герцог вряд ли протянет больше нескольких месяцев или даже недель.
Латония промолчала, хотя в глубине души чувствовала, что дурно желать смерти кому бы то ни было, даже герцогу, которого они не любили еще детьми, потому что он никогда не приглашал их на праздники, устраиваемые для маркиза.
— Если ты поедешь в Индию с дядюшкой, через мгновение сказала Латония, — я уверена, что Айвен дождется, пока отцу не станет лучше, и отправится вслед за тобой.
— А если нет? — негромко спросила Тони. Он же любит тебя.
— Сейчас — да, но все ему только и твердят, чтобы он не забывал о своем положении, которое герцог ставит еще повыше королевского.
