Фиона, конечно, способна выглядеть так же.
У него мелькнула мысль, что ее, возможно, не станут любить столь безгранично, как любили его мать.
Слуги поместья до сих пор вспоминали ее с обожанием.
«Герцогиня словно ангел сошла с небес, чтобы побыть с нами!» — как-то сказала старая служанка, находившаяся нынче на покое.
Он был всего лишь маленьким мальчиком в то время, но этого не забывал никогда.
Фиона, конечно, не ангел.
В их жарких любовных баталиях ее скорее можно было сравнить с пламенем, вырвавшимся из преисподней.
Подумав об этом, герцог поневоле улыбнулся.
Более того, у него появился плотоядный блеск в глазах, которого только что не было.
Он желал Фиону, он желал ее немедленно — благо она обитала тут же, за углом.
Ее дом находился на Карлос-плэйс .
Чтобы добраться до нее, достаточно лишь несколько минут побороться с холодом, ветром и гололедом.
Когда он спустился в холл, лакей уже держал наготове его пальто, подбитое соболями, с каракулевым воротником.
Другой лакей подал ему высокую шляпу и перчатки.
Третий вручил трость.
— Вы уверены, ваша светлость, что вам не потребуется экипаж? — почтительно осведомился дворецкий.
— Нет, благодарю вас, Реддинг, я не далеко, — ответил герцог.
Дворецкий метнул на него все понимающий взгляд, не замеченный герцогом.
Парадную дверь открыли, и Шелдон Мур весьма осторожно шагнул на ступени, покрытые корочкой льда.
Путь будет скользким, подумал он.
На улице стоял страшный холод.
Герцог шел быстро, довольный тем, что хотя бы нет ветра.
По площади двигались экипажи.
В соседнем доме, очевидно, закончилась вечеринка, и оттуда разъезжались гости.
Герцог деловито прошмыгнул между ними, стараясь, чтобы его не узнали.
Затем он повернул на Карлос-плэйс.
На левой стороне бульвара возвышался красивый дом Фионы.
Герцог так хорошо знал его, что мог бы, наверное, пройти по нему с завязанными глазами.
Поднимаясь по лестнице к входной двери, он нащупал в кармане ключ, лежавший всегда в ящике комода в его спальне.
Одно условие он соблюдал неукоснительно.
Он никогда не позволял Фионе приходить в его дом на Гросвенор-сквер одной вечером.
Они никогда не ужинали в его доме наедине и никогда не предавались любви после ухода гостей.
— Какой ты чопорный! — поддразнивала она его.
— Я просто забочусь о твоей репутации, — отвечал герцог, — ведь ты знаешь, как болтливы слуги.
Она лишь очаровательно пожимала плечами.
— Какое это имеет значение для нас? — спросила она как-то раз.
— Я думаю, имеет, — молвил он тихо.
Она изобразила на лице недовольную гримаску.
Зато к ней он не опасался приходить, и она дала ему ключ от входной двери.
— Я не держу лакея в холле, чтобы он наблюдал, кто входит и выходит! — заявила она.
Поэтому герцог навещал ее, когда они оба были в Лондоне.
Иногда это случалось далеко за полночь, если у него были дела во дворце или он обедал с принцем Уэльским.
Она всегда ожидала его в своей спальне.
Рыжие волосы, спадавшие на плечи, и светлая, как будто жемчужная кожа придавали ей особое очарование и изысканность.
Она обычно готовила какой-нибудь сюрприз к его приходу.
Однажды она встретила его совершенно обнаженная, лишь ожерелье из черного жемчуга украшало ее шею.
В следующий раз это было уже изумрудное ожерелье, которое дополнял узкий пояс из таких же камней, обвивавший ее тонкую талию.
Сегодня, думал герцог, она не ожидает его.
Он даже замер на миг, предвкушая, как она встретит его радостным возгласом.
Она наверняка выскочит из кровати и бросится в его объятия.
Он открыл дверь и обнаружил, что холл погружен в темноту.
Близилась полночь, и он был уверен, что Фиона легла спать пораньше.
Она скорее всего решила отоспаться к завтрашней ночи.
Ведь он после страстного свидания с ней обычно спешил в собственную спальню не ранее, чем начинали меркнуть ночные звезды.
В шесть часов горничные в чепчиках и лакеи в рубашках без пиджаков приступали к уборке в доме.
Он снял пальто и положил его на стул.
Даже в полной темноте он знал, где стоит этот стул.
Туда же положил шляпу и перчатки.
В слабом свете, проникавшем сквозь полу круглое окно над парадной дверью, он смог различить перила лестницы, ведущей наверх.
Придерживаясь за них, он тихо ступал по толстому ковру.
Прошел через гостиную, занимавшую весь второй этаж.
Поднялся по следующему пролету лестницы туда, где находилась ее спальня.
Он задержался на мгновение, прежде чем взяться за ручку двери.
И тут же застыл на месте.
Кто-то говорил за дверью, и голос этот принадлежал мужчине.
В какой-то миг Шелдону Муру показалось, будто он ослышался.
А может быть, он вошел не в тот дом?
Но, очнувшись и узнав, кому принадлежит этот голос, он ощутил, как зловещий холод сковывает все его тело.
Герцог теперь не сомневался, что в постели с Фионой в эту минуту находится его кузен Джослин Мур.
Джослин как раз принадлежал к числу тех его родственников, к которым он не испытывал большой привязанности.
Ему было известно, что Джослин, пользуясь своим положением его предполагаемого наследника, пытался занимать деньги у ростовщиков.
Но поскольку они знали, что лишь маловероятный случай мог сделать его третьим герцогом Мурминстерским, то без всякой пощады отказывали ему.
Эта история, каким-то образом превратившаяся в сплетню, дошла и до ушей герцога.
Он понял, Джослин Мур снова глубоко увяз в долгах.
Вновь ему придется самым решительным образом напомнить кузену, чтобы тот не бесчестил семью и наследника герцогства.
Джослин, по-видимому, еще не отошел от предыдущей нотации.
И сейчас герцог думал, что кузен наверняка в отместку ему соблазнил Фиону.
Джослин, так же как и Эрик Фэвершем, не мог пропустить ни одного хорошенького личика.
Его романы сменялись с такой калейдоскопической быстротой, что давно уже перестали шокировать родственников.
Высокий, красивый, как все Муры, он обладал тем особым мужским обаянием и необъяснимой притягательностью, которые чертовски раздражают мужчин и с легкостью обезоруживают женщин.
Первым побуждением герцога было войти в комнату и выяснить отношения с ними.
Но затем он счел подобную акцию слишком унизительной для себя.
Более того, он не имел права упрекать в чем-либо Фиону, поскольку не делал ей предложения.
Он уже думал об этом, но произнести слова, которые она жаждала услышать от него, никак не решался — что-то мешало ему.
Казалось, она любит его пылко и искренне, и он не представлял себе, что она может быть ему неверна.
