Когда Лукас поцеловал ее, свет померк. Во всяком случае, так показалось Сесили. Они уже целовались раньше, но в этот раз, возможно из-за темноты, в объятиях Лукаса чувствовалась какая-то особая энергия, которая одновременно и возбуждала и пугала Сесили. При всей ее хваленой независимости и неповиновению отцу во всем остальном про Сесили скорее можно было сказать, что она жила защищенной от внешнего мира. В последние две недели она впервые в жизни танцевала вальс и получила поцелуй, в котором была хотя бы какая-то страсть. И вот теперь она переживала первое в жизни соблазнение и не собиралась упускать ни единого момента этого волшебства.
Лукас двигался от ее губ к уху, потом он коснулся губами невероятно чувствительного места в изгибе шеи. В ответ на горячую ласку его языка Сесили инстинктивно выгнулась ему навстречу, закрыв глаза от удовольствия. Стоя на коленях, Сесили приподнялась чуть выше, открыв его губам участок обнаженной кожи между шеей и грудью, и стала лихорадочно развязывать узел на шейном платке.
— Не спеши, — прошептал Лукас.
Его хрипловатый от желания голос, казалось, пронизал ее тело насквозь. Лукас вытащил полы не по размеру большой рубашки Сесили из-под ремня брюк. Снимая с нее рубашку через голову, он одновременно целовал ее декольте. И вот наконец ее тело выше талии было обнажено, открыто его ищущим губам.
Из-за темноты Сесили не видела, что происходит, и упивалась свободой, которую ей это давало. Ей больше не нужно было играть роль Синего Чулка, или девицы, которую никто не приглашает танцевать, или робкой дебютантки. Она была здесь, в этой комнате, с этим мужчиной; она была просто женщиной с вечной потребностью в мужской ласке.
Лукас взял ее за бедра и жадно припал губами к пику ее груди, втянул в рот и стал сосать, пока он не затвердел. Он посадил Сесили к себе на бедра так, чтобы она почувствовала, как его распаленное естество упирается в самое чувствительное место ее тела. Сесили инстинктивно покачнулась на нем раз, другой. Лукас тихо застонал, поднял голову и снова припал к ее губам, одновременно расстегивая ее брюки, а Сесили в то же самое время занялась застежкой его брюк. Потом одним быстрым движением приподнял Сесили и спустил ее брюки до колен, а затем снял их совсем. Тем временем она почти справилась с его брюками. Несмелая рука Сесили касалась его тела, и он едва подавил желание повалить ее навзничь. Что особенное есть в этой женщине, что заставляет его терять контроль над собой? Всего два раза в жизни он забывал о своем почти легендарном чувстве долга, и оба раза — с этой женщиной. Но даже сознавая, что снова собирается совершить то, что совершать не подобает, герцог Уинтерсон ничего не мог с собой поделать.
— Если ты и дальше будешь продолжать таким манером, все закончится слишком быстро, — задыхаясь, проговорил он. — Давай лучше попробуем по-другому.
Лукас снова завладел ртом Сесили и стал ласкать ее бедра, потом нежно, но решительно провел указательным пальцем по влажному теплу у нее между ног. Она содрогнулась, от этого движения ее груди приподнялись к его торсу, а бедра подались вперед так, что ее самое сокровенное место оказалось прижатым к его восставшей плоти.
«Вот тебе и попробовали по-другому», — с иронией подумал Лукас. Он снова погладил средоточие ее женственности, а затем ввел один палец в ее лоно. Сесили резко вдохнула ртом воздух. Это подстегнуло его, и в следующий раз он ввел два пальца. Потом три. Действуя инстинктивно, она стала страстно двигаться навстречу его руке.
— Я хочу… я хочу… — прохрипела Сесили.
— Что? — Лукас не узнал собственный голос. — Чего ты хочешь, сладкая Сесили, что тебе нужно?
Она подалась навстречу его руке. Лукас знал, что ее разрядка приближается, он чувствовал под своими влажными пальцами напряжение ее внутренних мышц.
— Больше, — выдохнула Сесили задыхаясь. — Просто больше.
Ее сбивчивые слова подействовали на его желание, как бренди на огонь, потребность в ней угрожала захватить его целиком, сжечь в своем огне. Лукас знал, что если он даст ей все, чего она хочет, она потом пожалеет. Она ведь девственница и не имеет представления, о чем просит. В лучшем случае это будет означать брак, в худшем — испорченную репутацию. И Лукас сомневался, что она легко смирится как с первым, так и со вторым.
Но когда он по-прежнему вводил в ее лоно только палец, Сесили взяла дело в свои руки. В буквальном смысле. Лукас почувствовал, как ее пальцы смыкаются вокруг того самого органа, от которого он так самоотверженно пытался ее уберечь. От неожиданности он втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
— Сесили! Ты сама не знаешь, что делаешь!
Не отпуская его и продолжая двигаться в такт движениям его пальцев, она наклонилась, чтобы его поцеловать.
— Лукас, я тебя хочу! — выдохнула она. — Я знаю, что это еще не все, я видела старинные рисунки. Пожалуйста!
Еще несколько коротких мгновений ему удавалось сдерживаться, но сочетание темноты, ее прикосновений, ее запаха — все это вместе — пробило брешь в его защите, и он, почти не задумываясь, расстегнул последние пуговицы застежки своих брюк и освободил до боли возбужденную плоть. Прикосновение влажных складок ее чресел к кончику его члена, ее мягкие бедра, обхватившие его собственные, — этого с лихвой хватило, дабы Лукас усомнился, что сможет остановиться, даже если она передумает. И все же, если она пойдет на попятный, он сделает все, что в его силах, чтобы подчиниться. Моля Бога, чтобы она не передумала, он шепотом предупредил:
— Это может быть больно.
— Я тебя хочу!
Сесили снова покачнулась, и это вытеснило из сознания Лукаса все, кроме отчаянного желания быть в ней.
— Я твой.
Он сделал толчок и почувствовал, как ее плоть сжимается вокруг его плоти, вбирая его жезл в себя дюйм за дюймом. Лукас еле сдержался, чтобы не выругаться.
Когда он прорвал барьер ее невинности, Сесили негромко охнула от короткой вспышки боли, но через мгновение боль прошла, вытесненная желанием. Сесили поднялась на колени и опустилась на его твердый ствол. Приподнимаясь и опускаясь, она с каждым разом вбирала его в себя чуть больше. Ощущение полноты внутри не было похоже ни на что, что ей доводилось испытывать до сих пор. Она просто знала, что должна продолжать. Все тревоги из-за потери девственности были забыты, ее полностью захватили ощущения, которые она переживала здесь и сейчас, и потребности пробудившейся чувственности.
— Ты меня убиваешь, — пробормотал Лукас.
Он слегка придерживал ее за бедра, пока она опускалась на него, чтобы потом снова приподняться и начать все снова.