Волк взял ее за плечи и, глядя в ее полные отчаяния глаза, пообещал:
— Вы здесь и не останетесь!
Но Кэролайн знала, что он и сам не до конца уверен в своих словах.
Оставив Кэролайн в хижине. Волк торопливо направился к вигваму совета, шагая по утоптанной почве деревенской площади. На душе у него было тревожно. Тал-тсуска, обхватив руками плечи, стоял у входа в вигвам. Брови его были мрачно сдвинуты. Он был возмущен и полон негодования. Как посмел Ва-йя войти в хижину к его пленнице?! Что он там делал так долго?! Индеец высказал все это вождю, но тот признал за Волком право навестить вдову своего покойного отца и убедиться, что ей не причинили вреда.
— Они не позволят тебе забрать ее, — заявил Тал-тсуска, глядя на Волка с плохо скрытым торжеством. — Она была женой ненавистного всем Инаду!
— Который убит вами, — бесстрастно добавил Волк, проходя мимо индейца к вигваму.
Он состоял в весьма близком родстве с Тал-тсуской, который был сыном его дяди, родного брата матери. Еще сильнее связывали их воспоминания о самых ранних годах жизни, проведенных вместе. Но Волк нисколько не преувеличивал, говоря Кэролайн, что все это не будет принято во внимание.
Тал-тсуска, как и многие другие, осудили отъезд Волка в Англию. По их мнению, его нисколько не извиняло то, что отец, которому он должен был повиноваться, принудил его к этому силой. И возвращение Волка на родину в глазах Тал-тсуска и остальных вовсе не говорило в его пользу. Он стал для них англичанином, бледнолицым, а значит, объектом ненависти и презрения. Это обстоятельство делало шансы Тал-тсуска завладеть Кэролайн более реальными.
Волк снял с себя все оружие и положил свой мушкет, рог для пороха, томагавк и нож на землю подле оружия Тал-тсуски. Наклонив голову, он освободил шею от ожерелья, принадлежавшего его деду. Маленькие раковины, из которых оно состояло и по которым можно было определить, к какому роду принадлежал их обладатель, слабо звякнули в руке Волка, и, коснувшись их гладкой поверхности, он ощутил прилив сил и уверенности в себе.
Сумрачное, дымное помещение вигвама совета освещал лишь очаг, помещавшийся в самом центре. Вождь, Астугатага, молча кивнул двум молодым людям, одновременно поклонившимся ему. Волосы его были белы как снег, лицо испещряли глубокие морщины, но он сохранил зоркость глаз и ясность мысли.
Волк, следуя заведенному ритуалу, протянул вождю свое ожерелье. Это долженствовало подтвердить честность его намерений.
— Асийя, — произнес он положенное приветствие. — Я хочу прибегнуть к вашей мудрости.
— Чего желаешь ты, о Ва-йя, сын Алкини? — Волк, не сводя взгляда с темно-коричневого, морщинистого лица Астугатаги, остро чувствовал присутствие своего противника Тал-тсуски.
— Мой отец был убит, — произнес он. Слова эти дались Волку не без труда, но иной возможности заявить о своих правах на Кэролайн у него не было.
— Мне об этом известно. И я уже высказал свое неодобрение тем, кто повинен в его смерти. — Вождь бросил быстрый взгляд в сторону Тал-тсуски, затем снова перевел глаза на Волка.
— Вы знаете, что подобное деяние должно быть компенсировано. И я, как наследник покойного, требую этой компенсации!
— Участники нападения понесли наказание, — веско произнес Астугатага. — К тому же владелец Семи Сосен во многом сам повинен в случившемся. Он отчасти спровоцировал это нападение.
Волк лучше, чем кто бы то ни было другой, знал, насколько справедливы слова старого вождя, но не подал и виду, что разделяет мнение Астугатага о справедливости полученного отцом возмездия.
— Я слышал, что воинам было позволено танцевать со скальпом!
Астугатага лишь молча кивнул головой, подтверждая сказанное.
— Британцы также узнают об этом. Не от меня, нет! У них есть свои осведомители. Слухи о происшедшем в Семи Соснах уже сейчас разлетаются по округе со скоростью ветра.
— Вот и хорошо! — Тал-тсуска выступил вперед, не дожидаясь своей очереди. — Мы наконец показали англичанам, что наше племя — не горстка трусов, готовых лизать пыль под их сапогами! Мы — неустрашимые воины!
— Которые нападают на больного старика и двух беспомощных женщин! — презрительно сморщившись, ответил Волк, повторив слова, которые несколько минут назад услышал из уст Кэролайн.
Кирпично-бронзовое лицо Тал-тсуски, покрытое шрамами, стало багровым от гнева. Драки и поединки в стенах вигвама совета были строжайше запрещены, и, зная об этом, Тал-тсуска тем не менее сжал кулаки, сделав угрожающее движение в сторону Волка. Волк, оставаясь недвижимым, лишь окинул противника равнодушным взглядом.
— Тал-тсуска, Ва-йя! — твердо произнес вождь. — Вы пришли сюда для обмена словами. Не давайте воли гневу! Волк повернулся к Астугатаге и взволнованно произнес:
— Нападение на Семь Сосен — это военный маневр, осуществленный в мирное время! Англичане станут рассматривать случившееся именно в таком свете!
— Пусть они придут сюда, мы покажем им, как Ани-Юн-вийя, чероки, мстят за нанесенные обиды!
— И реки станут красными от крови. Ты желаешь подобной участи для своего народа? — Обращаясь к Тал-тсуске, Волк не сводил глаз с вождя, ибо слова его в первую очередь предназначались старику.
— Он будто бы ратует за наш народ, а по какому праву?! Ведь сам он — не Ани-Юн-вийя. Он — сын Инаду. Он — англичанин!
Волк промолчал. Вождь и без гневных выкриков Тал-тсуски знал его родословную. Пусть на чашу весов будут положены его дела, решил он. Слова в данную минуту не принесут пользы.
— В отличие от своего отца, Ва-йя всегда был нашим преданным другом. Матерью его была Алкини из клана Волка. — Астугатага поднял на уровень лица руку с зажатым в ней ожерельем Волка. — А дед его прославился как бесстрашный воин.
— Но он говорит о прекращении сопротивления!
— Я лишь упомянул о возможности компромисса, — спокойно поправил его Волк. — Ведь в настоящее время главы родов обдумывают предложение губернатора Литтлтона о мирных переговорах. — На мгновение Волк замолчал и надеждой посмотрел в глаза вождя. — Я был за морем в их стране. Она велика, и людей там много, точно москитов в середине лета. Они не оставят неотмщенным набег на Семь Сосен.
Волк глубоко вздохнул. Его доводы были сильны, но вопрос, который он поднял, не мог быть разрешен здесь и на этом уровне. Он прекрасно знал об этом, так же, впрочем, как и Астугатага.
— Ты говоришь об англичанах, которые станут мстить нам за смерть Инаду. Но ведь ты пришел не за этим, а за женщиной, которую хочешь увести с собой.
Волк собрал всю свою волю, чтобы не выдать охвативших его чувств, и, хотя ему удалось сохранить на лице маску невозмутимости, голос его, когда он заговорил, слегка дрогнул:
