— Просто я знаю, что один раз она уже это сделала. Ее жертвой стал мой прадед Эразм Джонс.
Калеб положил записную книжку обратно в коробку и взял графин с бренди.
— Вы хотели знать правду? — Он плеснул в стакан бренди. — Отлично. Садитесь и слушайте.
Она села в кресло, смущенно глядя, как Калеб залпом пьет бренди. Потом он сел и снова достал из коробки пресловутую записную книжку.
— Сначала я расскажу вам историю нашего хитроумного дела об убийстве. — Он на минуту умолк, задумчиво глядя на кожаный переплет. — Мотив стал очевиден, как только я расшифровал код, придуманный Эразмом для своего дневника. Началось все с любовного треугольника. Я ведь уже говорил вам, что не романтик? — Он бросил на Люсинду насмешливый взгляд.
— Да. Помнится, вы пару раз об этом говорили.
— Думаю, Эразм Джонс не верил в любовь. Но он хотел уберечь молодую девушку от брака с безумцем. Отец Изабеллы Харкин хотел заставить ее выйти замуж за того мерзавца, которого я только что упомянул.
— За Барнабуса Селборна?
— Да. Селборн был известен своим взрывным характером. До того как предложил отцу Изабеллы королевский выкуп за ее руку, он уже трижды стал вдовцом. Все его жены умерли преждевременной смертью после очень короткого и, по слухам, несчастливого брака.
— Селборн убил их?
— К такому выводу пришел Эразм. И решил спасти Изабеллу от той же участи. Они сбежали. Когда они вернулись, отец Изабеллы был взбешен, но его гнев был ничто по сравнению с яростью Селборна. Мой прадед записал в дневнике, что дело выглядело так, будто Селборна лишили его законной жертвы.
— Что за ужасное выражение!
— Эразм заметил, что все жены Селборна обладали поверхностным, но тем не менее поразительным сходством между собой и с Изабеллой: тот же цвет волос, глаз, возраст, те же пропорции.
— Другими словами, Селборн был одержим женщинами, похожими на Изабеллу.
— За год, прошедший после свадьбы, было предпринято две попытки убить моего прадеда. Он подозревал, что за этим стоит Селборн, но доказательств не было. Потом Селборн попытался убить Изабеллу. Тогда Эразм понял, что у него нет выбора. Он должен убить Селборна.
— Как он собирался это сделать? — Люсинда сидела, совершенно завороженная.
— Старинным способом. Они стрелялись на рассвете. Селборн был серьезно ранен и через два дня умер, но на тот случай, если Эразм его убьет, он заранее приготовил свою месть. Он задумал нечто, что должно было убивать его медленно, постепенно.
— Что произошло?
— Через несколько недель после дуэли эта записная книжка попала в руки моего прадеда. Говорили, что это не что иное, как пропавшая книжка Сильвестра Джонса. Эразм был, конечно, заинтригован и сразу же попытался расшифровать код.
— У него получилось?
— После нескольких недель работы ему удалось перевести некоторые отрывки, но они были лишены смысла. Он пришел к заключению, что внутри кода есть другой код, и попытался понять схему. В последующие месяцы он становился все более одержимым желанием расшифровать записи и очень скоро обезумел. А потом умер.
— Как это случилось?
— Он поджег свою лабораторию, выпрыгнул в окно и сломал шею. — Калеб откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. — Но до этого он все же убедился в том, что дневник и записная книжка будут сохранены для тех, кто придет после него и будет обладать тем же талантом.
— Какая страшная трагедия!
Калеб открыл глаза и выпил бренди.
— Таким образом родилась семейная легенда.
— Мужчины семьи Джонс, рожденные с таким талантом, как ваш, обречены на то, что сверхъестественные способности приведут их к сумасшествию. Такова легенда?
— Да.
— Вы действительно верите, что в этой записной книжке есть что-то, что свело с ума вашего прадеда?
— Да.
— Вы верите, что это записная книжка Сильвестра?
— Нет. Скорее всего, это фальшивка, изготовленная Барнабусом Селборном.
— Как может записная книжка свести человека с ума?
— Я полагаю, что сводит с ума код. Его расшифровка стала для Эразма навязчивой идеей. Он все глубже и глубже погружался в этот лабиринт в поисках схемы, но так ее и не нашел. Он знал, что сойдет с ума, но был убежден, что именно в этой проклятой книжке спрятан секрет исцеления от безумия. Однако в конце концов он проиграл.
Люсинда наклонилась и положила руку ему на колено. Это теплое прикосновение каким-то волшебным образом оказало на Калеба успокаивающее действие.
— Вы говорите так, будто эта книжка обладала чарами, околдовавшими вашего прадеда. Вы ведь не верите в магию, Калеб?
— Нет, но я верю в силу одержимости. Да поможет мне Бог, Люсинда, но я уже несколько месяцев чувствую, как меня затягивает в хаос этой страшной записной книжки.
— Так сожгите ее.
— Если бы я мог! Я думаю об этом каждый день и каждую ночь. Я уже потерял счет попыткам бросить книжку в огонь, но так и не смог заставить себя сделать это.
— Что вас останавливает?
— То же, что останавливало Эразма. Понимаю, что это звучит странно и неразумно, но я знаю, что не посмею уничтожить книжку, пока не открою секрет.
— Почему?
— По причине, которую не могу объяснить, я уверен, что эта книжка — единственная надежда избавиться от проклятия.
— Хм-м.
Он допил бренди и поставил стакан на стол.
— Я не знаю, какой ждал реакции от вас, но, уж конечно, не этого «хм-м».
Он был почему-то разочарован. Он говорил себе, что не хочет ее жалости, но Люсинда все же могла бы проявить хоть немного сочувствия. Она между тем взяла записную книжку и начала медленно переворачивать страницы.
— Как интересно.
Опершись на подлокотники, он резко встал. Надо выпить.
— Я рад, что вы находите эту чертову книжку интересной. — Он налил себе порядочную порцию бренди. — Особенно если учесть, что вы не можете прочитать даже титульный лист. Он написан тем же кодом Селборна, как и все остальное.
— Я не могу прочесть, — сказала Люсинда, спокойно перевернув еще одну страницу, — но могу сказать, что эти записи определенно не являются причиной безумия.
Калеб чуть было не уронил графин.
— Почему вы так решили?
— Вы не ошибаетесь насчет этой записной книжки. Она действительно свела с ума вашего прадеда, но не тем, что вовлекла его в мрачный, хаотичный мир, созданный кодом, не поддающимся расшифровке.
Он забыл про бренди и зачарованно смотрел на Люсинду.
— Так что же свело его с ума?
— Яд, разумеется.
— Яд?
Она сморщила нос.
— Им пропитана каждая страница этой книжки. Бумагу, вне всякого сомнения, сначала опустили в какое-то токсичное вещество, а потом дали ей просохнуть. Только после этого автор взялся за перо. Всякий раз, переворачивая страницу, ваш прадед получал порцию яда. Скорее всего Селборн надевал перчатки, когда писал свою галиматью. К счастью для вас, этому веществу уже почти сто лет.
