— У меня есть некоторые, но не все. Их гораздо больше в хранилище Аркейн-Хаус. Гейб хочет скопировать все записи основателя, чтобы у нас были дубликаты, на случай если какие-либо из них пропадут или будут уничтожены. Но сделать это будет непросто, понадобится много времени.
— Из-за большого объема оставленных документов?
— Из-за этого тоже, но дело еще в том, что мой предок зашифровывал свои работы собственным кодом. Похоже, что некоторых томов все еще не хватает. Когда мы вскрыли склеп Сильвестра, то обнаружили большую библиотеку, но в датах были значительные пробелы.
— А что произошло с недостающими книгами?
— Кто знает? Думаю, что некоторые из них остались в руках трех женщин, от которых, как известно, у Сильвестра были дети. Какие-то записи, возможно, похитили. У него было много врагов и соперников.
— А где вы храните дневники основателя?
Он посмотрел на солидную стальную дверь, вмонтированную в одну из стен.
— Они находятся в этом сейфе вместе с… другими книгами.
Интуиция подсказала Люсинде, что, какими бы ни были эти другие книги, он не хочет о них говорить.
— Какое завораживающее место, — сказала она и, поставив на место книгу, прошла по проходу между двумя длинными книжными стеллажами, читая на ходу названия на кожаных корешках. — Это похоже на мою оранжерею. Свой особый мир. Всякий раз, как заворачиваешь за угол, находишь что-либо неожиданное и уникальное.
Калеб промолчал, и, оглянувшись, Люсинда увидела, что он изучает библиотеку так, будто видит ее в первый раз.
— Я никогда не думал об этом в таком плане, но вы правы. Это моя оранжерея. — Он прикоснулся к одной из древних книг. — Большинство людей находят атмосферу этой комнаты гнетущей. Они удивляются, как я могу проводить здесь столько времени. Не знаю почему, но многие в моем доме чувствуют себя неловко.
— Вы не похожи на большинство людей, Калеб, — улыбнулась Люсинда.
— Вы тоже.
Она прошла мимо еще одного ряда стеллажей. Калеб шел за ней по пятам.
— Вас все еще заботит эта заметка в газете? — спросил он.
— Уже не так, как в тот момент, когда я ее прочитала, — призналась она и вытащила еще одну книгу. — Меня больше беспокоило то, как это может повлиять на планы Патриции. Но если леди Милден считает, что попытка похищения кузины ее клиентки — это ерунда, кто я такая, чтобы спорить?
— А как насчет того, что вы здесь со мной наедине? Это вас беспокоит? — спросил он.
Голос его снова звучал мрачно, а атмосфера вокруг них вдруг оказалась заряженной его энергией. Энергетические потоки, пульсировавшие между ними, особенно когда они находились близко друг к другу, день ото дня становились все мощнее. Интересно, думала Люсинда, Калеб это ощущает?
Она попыталась разрядить атмосферу.
— Вы забыли, что мне была уготована карьера падшей женщины, обязанной удовлетворять порочные желания развращенных представителей мужского пола. — Люсинда раскрыла книгу. — Уверяю вас, что по сравнению с такой судьбой пребывание наедине с вами меня не особенно беспокоит.
— Я мужчина, — напомнил он.
— Да, я заметила. — Люсинда перевернула страницу, но латинские буквы слились у нее перед глазами. Пришлось сосредоточиться, чтобы перевести заглавие: «История алхимии».
— И каждый раз, когда я о вас думаю, меня начинают обуревать сильные желания, — тем же тоном сказал Калеб.
Люсинда медленно закрыла книгу и повернулась к нему. Огонь в его глазах был таким же мощным и интимным, как невидимые энергетические потоки вокруг. Пульс начал биться быстрее.
— А эти желания носят порочный характер? — тихо спросила Люсинда.
— Не думаю. «Порочный» означает «неестественный»? — все также серьезно ответил Калеб.
Она захлопнула книгу.
— Да, пожалуй, это правильное определение.
— А то, что я чувствую рядом я с вами, кажется мне совершенно естественным. — Он осторожно высвободил книгу из ее пальцев. — И крайне необходимым.
— В таком случае мне незачем слишком беспокоиться, — прошептала Люсинда.
Он вдруг почувствовал невыразимый прилив восторга и уверенности, как всегда, когда она была рядом. Калеб знал, что стоит лишь прикоснуться к ней, и он забудет обо всех этих проклятых книгах, спрятанных в склепе, и о чувстве обреченности, которое всегда накатывало на него, когда он их читал.
Калеб поставил обратно на полку «Историю алхимии» и заключил Люсинду в свои объятия. Она охотно ему подчинилась. Ее взгляд был страстным, возбуждающим.
— Вчера, в том душистом сарае, вы на какое-то время подарили мне свободу, — сказал Калеб у самых ее губ. — Я хочу почувствовать то же самое еще раз.
— Не понимаю, о чем вы, Калеб?
— Не важно. Важны лишь вы.
По ее лицу пробежала тень. Он догадался, что сейчас Люсинда начнет с ним спорить и потребует ответа, который он не мог ей дать. Поэтому Калеб ее поцеловал.
Объятия сначала были неспешными. Ему хотелось продлить их как можно дольше, чтобы прочувствовать правильность того, что происходит. Но когда Люсинда вздохнула и обвила его руками за шею, страсть вспыхнула в нем с такой силой, что грозила поглотить. Его интуиция подсказывала — нет, она просто вопила: «Может статься, что у тебя осталось очень мало времени на то, чтобы быть с ней. Так что нельзя терять ни минуты».
Он поднял Люсинду на руки и отнес на кушетку, стоявшую перед камином. Калебу показалось, что прошла вечность, пока он снимал с нее башмачки, тяжелое платье и многочисленные нижние юбки.
Когда Люсинда осталась только в чулках, он опустил ее на смятое одеяло, покрывавшее кушетку.
Несколько мгновений он стоял над Люсиндой, наслаждаясь зрелищем. Тогда, в темноте сарая, он полагался лишь на чувство осязания и на энергию, исходившую от них обоих. Сейчас то, что он увидел, было ослепительным.
— Как вы прекрасны, — прошептал он.
Люсинда застенчиво улыбнулась:
— Это вы заставляете меня чувствовать себя красивой.
— А вы заставляете меня чувствовать себя свободным.
Свободным от той клетки, которая медленно смыкается вокруг него.
Ему захотелось рассказать Люсинде о дневнике и о записной книжке, но он боялся, что это разрушит возникшую между ними магию. У Калеба все еще оставалась надежда на то, что ему удастся избежать своей судьбы. Когда он был с Люсиндой, эта надежда вспыхивала с особой силой. Черт возьми, он сможет…
Он быстро скинул сюртук, рывком сдернул галстук и снял рубашку. За ней последовали ботинки и брюки. Все это Калеб швырнул на пол. Потом вдруг остановился, почувствовав себя неловко, оттого что Люсинда смотрит на него так же, как он смотрел на нее минуту назад.
