– Вот и повязка на лоб будет, ты просто провидица, принцесса… Да промойте же мне глаза наконец!
– Потерпишь еще немного, – хмыкнула Бал. – Незачем тебе видеть, в чем сейчас осталась Айше, чтобы добыть тебе ткань на перевязки.
– А… в чем? – опасливо спросил Бек: лицо его поверх запекшейся «кровавой чадры» было покрыто мокрой тряпицей, убирать которую сестра не спешила.
– Да без малого ни в чем. То, что у тебя на ребрах, раньше было ее платьем, оно плотного шелка, в самый раз. А то, что на лице, на ноге, на прочих открытых ранах, сам догадайся: чувствуешь, насколько эта ткань нежнее и тоньше? То-то. Так что даже не вздумай открывать глаза, пока Айше снова паранджой не покрылась…
Джанбек и сам был, можно сказать, «без малого ни в чем»: укрыт плащом ниже пояса, для соблюдения целомудрия, его собственного и Айше. А то ведь оба от стыдливости своей природной провалятся сквозь землю до самых чертогов преисподней.
Джанбар поймала себя на том, что ерничает через силу, нарочито: сердце у нее, конечно, было не на месте.
– Проверь, проверь, что у него с плечом! – зашептала ей в ухо Айше. – Вот с этим! Я пыталась ощупать, пока ты за водой ходила, а он смеется и что-то про путешественников говорит!
– «Фи тадбир аль-мусофирин», – Джанбек все-таки услышал ее шепот. – «Мероприятия для странствующих и путешествующих». Великий и наивеличайший Абу Али ибн Сина, врачеватель не вам, девчонкам, чета! «…Если пострадавший сумел поднять руку выше уровня плеча, то перелом ключицы у него маловероятен, если же выше головы – то исключен». А теперь смотрите, как я поднимаю!
– Поднимай, но не кричи об этом. – Сестра легонько шлепнула его по губам. – Откуда тебе знать, не припал ли сейчас кто-то ухом к полотнищу?
На самом деле о таком она бы знала по поведению Пардино. У рыси слух многократно острее человеческого: вздумай кто украдкой подобраться к шатру, обнаружит сразу. Но пусть Джан не задается, мальчишка. Тоже мне, за время их разлуки ибн Сину успел прочесть, а теперь мнит себя сведущим лекарем!
Что он вообще такие книги читал, Бал не удивило: у них в доме это было принято, а теперь братья, Джанбек с Ламии, и сами попали в разряд «странствующих и путешествующих». Только вот Ламии не из книгочеев.
Ламии!
Она метнулась к входу, выглянула. Ничего не изменилось: стоит двуопорная мачта, раскачивается, медленно переступает… Трудно сказать, насколько красиво выглядит такой «кыркпынар всухую», но для Гергедана это действительно шанс завершить его достойно. Все-таки не нанеся увечий мальчишке, который рядом с ним – как каракал перед тигром. И не угодив за это под молот капитанского гнева, ибо все-таки мальчишка этот пока числится внуком Рыжебородого Хызра…
Она скрипнула зубами. Повернулась: Айше, надев паранджу как платье и отстегнув сплетенную из конского волоса сетку, сидела с открытым лицом. У Бека лицо тоже было свободно от тряпицы и от кровяной маски, а рану на лбу Айше как раз сейчас перевязывала, так же уверенно и сноровисто, как недавно рвала свою нижнюю рубаху на бинты.
– Ну, так. – Джанбал придвинулась вплотную к родному брату и названной сестре. – Слушай, что должно случиться завтра…
Она быстро пересказала подслушанный в капитанском шатре разговор.
– Что ж… – Брат, тяжело вздохнув, нахмурился. – Слышали мы, конечно, про «Псоглавца» всякое, но такого от него ждать не приходилось.
– Не важно, что там приходилось, а что нет. Главное – расскажи это своему… Фондерцу этому, причем обязательно на латыни, хоть он и знает турецкий…
– Нет.
– Что «нет»?
– Не я расскажу, Джан. Ты расскажешь.
– Ты… ты с ума сошел, Джан?! – На самом деле Бал мгновенно поняла, что он предлагает, и ужаснулась этому. – Помятый, изломанный…
Тут снаружи донесся какой-то разочарованный гул, сквозь который прорезались выкрики торопливых, раздраженных, но, кажется, не исполненных ярости распоряжений. Как бы там ни было, сейчас она не могла прервать разговор, даже ради… ради…
– Да не так уж помят и совсем не изломан. – Джанбек пожал плечами. – И потом, один из нас действительно помят, так пусть это будет тот, кто отлеживается в шатре, а не ворочает лодочным веслом!
– Нашел время в переодевания играть!
– Самое время. А вы с Ламии как раз придумаете, каким образом нас отсюда…
– Ничего я не стану придумывать! Сейчас наденешь свое лодочное – Айше, в «гарем», быстро! – и чтоб духу твоего здесь не было!
Джанбал мгновенным движением сорвала с брата плащ (Айше действительно стремглав метнулась за занавеску) и, свободной рукой схватив за ошейник недоумевающего Пардино, выскочила из шатра.
На самом деле она не была так опрометчива: выскочить-то выскочила, но тут же закуталась в плащ, лоб тоже под капюшоном скрыла. И захромала, придерживая рукой бок, а другой рукой будто бы ища опору в Пардино. Скособоченно отковыляв на несколько шагов, оглянулась, где бы присесть, потому что Беку, внуку Барбароссы, сейчас, даже прихрамывая, лучше не очень расхаживать! И оцепенела: навстречу ей шел Ламии.
Броситься к нему, прижаться, как она прижалась к брату, обнять, насколько хватит рук, дышать запахом дома, памятью прежней жизни…
Ничего этого она, разумеется, не сделала. Вокруг – море чужих глаз.
Впилась в Ламии взглядом, жадно рассматривая его на расстоянии тех нескольких шагов, которые он еще сделал, прежде чем остановиться за два шага до нее, не вплотную. По нему невозможно было сказать, что он только что из борьбы, да еще с таким гигантом и взаправдашним силачом, как Носорог.
– Ты его… – прошептала она.
– Нет, младшая сестренка, я ему не поцеловал руку. Я же не мальчишка. – Он покосился на шатер, из которого только что вышла Бал.
– Он тебя победил, брат?
– Ради тебя, сестричка, меня кто угодно в борьбе победит, даже новорожденный или столетний. Но настолько поддаться не пришлось, хотя и готов был. Вернулся ваш капитан, очень довольный, сытый от вида серебра, – и сразу начал возмущаться: «Распустились тут без меня! Кто разрешил?! На «Итбараке» силу применяют только по моему, каторджи-паши, соизволению или приказу!» На том «сухой кыркпынар» и завершился, вничью. Не очень достойно и красиво… Как Бек?
– Лучше, чем могло со стороны показаться.
– Хорошо. Завтра мы с ним привезем…
– Не привезете. Он расскажет.
Ламии тревожно нахмурился, но он тоже помнил о чужих глазах вокруг – пускай чужие уши и слишком далеко.
– Вас сейчас, до темноты еще, с берега на галеру переведут, – сообщил он, – и бóльшую часть экипажа тоже. Сам слышал приказ. Что-то задумал капитан…
